— Ты создана для этого, Амарелла. Для того, чтобы принадлежать мне. Чтобы я ломал тебя заново каждую ночь.
Я задыхалась, плакала, стонала, умоляла — и не понимала, о чем именно. Чтобы он остановился или чтобы никогда не прекращал. Моё тело горело. Я была в огне. Я теряла себя, снова и снова, в каждом его движении внутри меня, в каждом взгляде. Я не была больше человеком. Я была только его вещью. Его игрушкой. Его извращённой мечтой.
— Закрой глаза, — приказал он. — И кончи только когда я скажу.
И я послушалась. Конечно, послушалась. Как всегда.
Я закрыла глаза. Мир рассыпался в чёрную вуаль, остались только звуки, прикосновения, его дыхание — горячее, тяжелое, животное. Его ладони сжимали мою талию, пальцы впивались в кожу, оставляя следы, будто клейма. Я не дышала. Не думала. Была просто телом. Его телом.
Он двигался внутри меня, глубоко, неумолимо, владея, как будто именно так мог доказать себе и мне, что я действительно принадлежу ему. И я принадлежала. Каждый толчок отдавался звоном в груди, как будто он бил в колокол моего унижения — и сладости.
— Ты чувствуешь? — прорычал он мне на ухо, не замедляясь. — Это не для тебя. Это — потому что я так хочу. Потому что ты моя. Моя шлюха. Моя игрушка.
Я всхлипывала, и не от боли — от чего-то гораздо страшнее. От счастья. От зависимости. От того, что мне было мало. Я хотела большего. Хотела, чтобы он ломал меня снова и снова, потому что только в его руках я чувствовала себя настоящей. Живой. Желанной.
Он прикусил мою мочку, больно, почти до крови, и выдохнул:
— Не двигайся. Не вздумай сама кончить. Я не позволял.
Я зажала губы, цепляясь за последние остатки разума, стараясь удержаться на грани. Внутри всё сжималось, пульсировало, хотело вырваться наружу, но я держалась. Ради него. Ради этого голоса, этих приказов, этой лжи, что хоть в такие моменты я хоть чуть-чуть значу для него.
Он зарычал, ускоряя темп, и я знала — ещё немного, и он сам сорвётся. И он сорвался. Вонзился до упора, замер, и я почувствовала, как его тело содрогается в судорогах финального наслаждения. Только тогда он позволил:
— Теперь.
И я, подчиняясь, отдалась этому. Как прилив. Как волна, накрывшая с головой. Меня трясло. Я рыдала. И смеялась. И молилась, чтобы это не кончалось никогда.
Он не сказал ни слова. Просто остался рядом, внутри меня, обнял за талию и тяжело дышал, прижимаясь лбом к моему плечу. А я лежала, разметавшись под ним, как тряпичная кукла, которую отымели до исступления.