Он провёл пальцем по моему горлу. Медленно. Ледяным касанием. Я вздрогнула. Он это почувствовал. Усмехнулся. И продолжил.
Его рука скользнула к вырезу на моей форменной блузке — он не рвал её, не спешил. Он просто касался, как художник — холста, как маг — рун, как… как хищник — жертвы, которой он наслаждается ещё до того, как вцепится зубами в горло.
Это ошибка. Я не должна тут быть. Это не ради диплома. Это… ради того, чтобы он… чтобы я… О БОЖЕ, Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ.
Но тело не слушалось.
Тело хотело.
Тело горело.
Он наклонился ниже. Его губы коснулись моей шеи. Он медленно, мучительно, тянул момент — как будто знал, что каждое новое прикосновение — ещё одна сданная сессия, ещё один оплаченный экзамен, ещё одна галочка в списке «путь к диплому через моральный крах».
Я закусила губу. Он взял мою руку. Положил её себе на грудь. Я почувствовала под пальцами силу, жар, биение сердца… и пресловутые кубики пресса, о которых мечтала половина факультета чаров и зельеварения.
Ненавижу.
Обожаю.
Проклинаю.
И хочу, чтобы он не останавливался.
Он прошептал мне на ухо:
— Ты будешь помнить каждую секунду. Потому что каждую секунду я пропитаю смыслом… и удовольствием.
И начал действовать.
Он поднял подбородок и я посмотрела в его глаза — холодные, как лёд северных морей, и такие же глубокие, как пропасть, в которую я добровольно шагнула в тот день, когда впервые взяла в руки деньги, пахнущие спермой, потом и разбитыми мечтами.
Он не улыбался. Но его губы дрогнули в том почти-незаметном движении, которое можно было бы принять за насмешку… если бы оно не было столь же властным, сколь и… возбуждающим.
— Раздевайся, — сказал он. Просто. Без эмоций. Без угроз.
И всё же его голос, обтянутый бархатом и приказом, ударил по мне сильнее, чем любой окрик.
Мои пальцы дрожали, когда я дотрагивалась до пуговиц своей академической формы. Каждый щелчок — как выстрел. Каждое движение — как смертный приговор моей морали.
Я ощущала, как ткань соскальзывает с моих плеч, обнажая не только кожу, но и все слои моего позора, стыда, вины…
Он смотрел. Молча. Но это молчание сжигало, как проклятие.
Я ненавижу тебя.
Ты мерзкий.
Ты — символ всего, что я презираю.
И я... мокну от одного твоего взгляда.
Он подошёл ближе, настолько, что между нами не осталось даже воздуха. Только напряжение. Только искры. Только ожидание.