Я смутился, поняв, что монах в этом
нелепом виде ожидал сакрального действа от меня, и опять все
выглядело так, будто я над ними всеми издеваюсь или, ещё хуже,
будто я трушу.
Я по-прежнему не вдуплял, что делать.
Но на удачу решил поиграть роль шизика и заговорил с мечом, по
примеру монаха, напуская на себя побольше пафоса.
– Меч мой, вними моей просьбе, помоги
нам сЕром Уриком (спецом поизмывался я над сЭром, произнося
словечко через «е» в стиле переводов Гоблина) отыскать правду.
Встань между нами и позволь рассудить нас Триликому, ибо честь в
нашем мире – превыше всего! – изрекая на свет эту престранную
тираду, я с грустью осознавал, что мне суждено умереть для этого
мира клоуном.
Поэтому, чтобы сохранить хорошую мину
при плохой игре приосанился, ожидая обрушения на меня всеобщего
гнева.
Однако меч вдруг взял и преспокойно
уплыв из моих рук, ударился в пол между мной и Козлобородым.
Отец аж наклонился со своего места. У
Томаша и двух его покровителей покривились лица.
Сами же требовали от меня говорить с
мечом, а потом удивляются, что меч меня послушал.
Монах одобрительно кивнул и вновь
принял нелепую позу.
– Именем Триликова, заклинаю проявить
правду в этом зале! Взываем к твоей справедливости, к силе и мощи,
к славе и могуществу! Ты велик, ты прекрасен, – нараспев бормотал
монах. – Яви же себя здесь и сейчас дабы и мы прозрели!
Монах осенил себя знамением и трижды
хлопнул в ладони. И тут же в него ударил сноп синего света. Глаза
загорелись таким же пламенем.
Он навел одну руку на меня другую на
козлобородова Урика и выкрикнул:
– Ты есть правда! – прогрохотал голос
монаха прямо у меня в башке, от чего на лбу выступила испарина и
потекла по раскаленному телу холодной каплей. – Гори же пламенем
справедливости!
И тут я ощутил, что реально горю
весь. Тупо посмотрел на свои руки, они полыхали золотым. Поднял
глаза на козлобородого, он весь пылал алым, даже глаза, что
выглядело слегка мракобесно.
И вдруг раздался душераздирающий
крик. Лицо козлобородова съежилось и стало медленно стекать, как
восковая свеча. От этого зрелища завопил и я.
Через пару мгновений всё было кончено
– от козлобородова остались рожки да ножки. Горстка пепла на
каменном полу.
Свет из меня бить перестал, а меч
вновь свалился на мою многострадальную шею, точнее, оказался в моих
трясущихся руках. Я чуть не тяпнулся на колени от натуги, силёнок в
моем тщедушном теле уже совсем не осталось, теперь я понял истинный
смысл выражения – валиться с ног от усталости.