У входа на
ярмарочную площадь под белым навесом пела крупная женщина в золотом
платье. Голос у нее был низкий, глубокий, и под аккомпанемент лютни
и скрипки звучал впечатляюще. Мы немного постояли рядом, чтобы
дослушать конец истории, которую она рассказывала в своей песне, а
потом двинулись дальше — туда, где пестрели расшитые шатры и
слышался звон тамбуринов.
— Даня,
смотри — там яблоки в карамели! — воскликнула Ника, хлопая в
ладоши, как маленькая. — Купи мне одно!
Да не
вопрос! Хочешь — держи!
Подтрунивая над тем, как она смешно кусает насаженное
на шпажку яблоко, пытаясь не измазаться в карамели, я отвел Нику в
сторону от основной торговой аллеи. Просто чтобы дать ей в
относительном спокойствии прикончить сладкое липко-красное
чудовище.
— Ты
сейчас совсем как Та’ки! — смеялся я. — Когда он...
И вдруг на
этих словах яблоко с глухим стуком выпало из рук Ники.
Ее руки
все еще держали несуществующую шпажку, глаза в ужасе широко
распахнулись, лицо побледнело.
Я
среагировал почти мгновенно. Развернувшись в ту сторону, куда
смотрела испуганная кошка, я сделал шаг, закрывая ее фигурку
собой.
И тут же
увидел то, что вызвало у Ники страх — маленький черный шатер,
окруженный решетчатым загоном с пестрыми ленточками.
А внутри
этого загона, как зверушки в зоопарке, теснились кошкодевочки. Их
было не меньше десятка, причем самой старшей едва ли исполнилось
двадцать, а самой маленькой на вид можно было дать лет восемь, не
больше. Рядом с кошками, медитативно раскачиваясь из стороны в
сторону, печально возвышались две полуящерицы. В дальнем углу
жались друг к другу несколько лошадок-подростков, рядом с которыми,
ссутулившись и безвольно уронив могучие руки, стояли кентавры
мужского пола. Трое из них выглядели бывалыми воинами — их тела
рассекали шрамы и следы от ожогов, у одного не хватало правой руки.
Последний, четвертый кентавр, был еще молодым, и его смуглое
крепкое тело не имело никаких отметин кроме кровавого клейма на
левом плече. Время от времени он с ненавистью поглядывал на шатер,
и я тоже невольно присмотрелся к фигуре, находившейся
внутри.
Посреди
шатра на большой красной подушке сидела беременная женщина. Тонкая
белая сорочка бесстыдно облегала беззащитный живот, в то время как
волосы и лицо женщины были скрыты платком.