На четвертый день после того, как
Улла заболела, Миск Тафкид зашел ко мне и присел на скамью.
- Наша великая Улла тяжело
больна.
- Я очень сожалею об этом.
- Она не желает дожидаться кончины,
хочет уйти сама, - печально провозгласил старик.
- В каком смысле – уйти?
- Не ждать, пока смерть придет к ней,
а самой отправиться к смерти.
- О! – Я не нашелся, что сказать.
Какие слова могли быть правильными в
этой чудовищной ситуации?
- И ты последуешь вместе с ней.
- Куда это? К смерти, что ли? Как тот
несчастный Барди?
- Именно так, чужестранец. Супруг не
должен оставаться на бренной земле, когда его супруга блаженствует
в лоне матери-земли.
- Да плевать я хотел, что вы там
думаете о моей смерти! – повысил я голос. – Я не хочу умирать. И вы
меня не заставите добровольно последовать за Уллой.
- Значит, пойдешь не по своей воле, -
спокойно сказал гнусный недо-колдун и ушел.
***
Для нас с вождем соорудили деревянные
носилки и погрузили на них. Уллу потому, что сама она уже не в
состоянии была двигаться, меня потому, что я отчаянно дергался,
пытаясь вырваться из железной хватки мужей умирающей
женщины-вождя.
- А вы тоже последуете за своей
любимой в обитель смерти? – иронично спросил я, когда они,
наконец-то, затолкали меня на эти сраные носилки рядом с Уллой,
которая лежала на них.
- Нет. Женщины нашего племени имеют
право жить с несколькими мужьями, но перед встречей с
матерью-землей они выбирают себе того мужа, который наиболее угодил
ей, - сухо пояснил один из супругов. – Знал бы ты, чужестранец,
какая честь тебе выпала, и с какой огромной радостью я бы поменялся
с тобой местами.
- Так давай меняться! – вскричал я. –
Я только «за»!
- Довольно разговоров… - слабо
оборвала нашу беседу Улла, но ее тихие слова были тотчас исполнены,
и нас подняли и понесли куда-то в лес. Впрочем, тут и так вокруг
был только лес.
Шли мы очень долго, я потерял счет
времени. Когда мужья Уллы уставали нести носилки, их подхватывали
другие мужчины племени, и путь продолжался. Вся община сопровождала
нас в последний путь, вся община то безутешно рыдала, прощаясь с
любимым вождем, то истерически веселилась, все время повторяя, что
Улла вскоре вернется в лоно матери-земли и обретет там тьму, что
было равнозначно для племени этих чокнутых покою.
Вышли мы в путь на рассвете, а был
уже полдень, когда племя остановило ход. Я тут же заозирался по
сторонам. В уме я все время прокручивал разные варианты побега,
искал лазейку, в которую мог проскочить – пока ничего не
находил.