«Виконт» почти приятно и так привычно оттягивал плечо, сумка с
перчаткой мерно стучала по спине, а ноги несли меня к остановке.
Доехать на тот берег, а потом — на север… Я хорошо знал дорогу в
лечебницу, где содержался Вартан.
Как господин Варро и обещал, моего друга разместили в отличном
пансионате. Конечно, не королевский госпиталь, но приличное,
хорошее заведение. Внимательный персонал, сытная кормежка, а самое
главное — нет того едкого, удушливого запаха хлорки, что за годы
мытья полов и стен въедается в каждый шов и трещину. Нет, там, как
и в любом лечебном заведении пахло лекарствами и дезинфекцией, в
воздухе витали едва ощутимые «ароматы» болезни и старости, но все
было не так безнадежно, как в обычном госпитале или гражданской
больнице.
Туда и определили Вартана.
Добрался чуть больше, чем за час. На вахте мне уже привычно
кивнули, как старому знакомому, я же так же привычно вписал свое
имя в журнал визитеров. Прошел регистратуру, гардеробную и прямиком
— на лестницу, на третий этаж, в дальнее крыло для тяжелых и особо
больных.
Пять минут с местным врачом — все без изменений, все, как и
всегда. А потом — знакомая дверь, небольшая, но чистая палата,
Вартан, сидящий у открытого окна. Со стороны улицы — решетки, чтобы
больные не сбежали или не выпали. Все же, пусть и третий этаж, но
потолки тут были высокие, при падении можно и расшибиться.
— Привет, — бодро сказал я, опуская сумку с перчаткой на пол и
устраиваясь на небольшом стуле у стены, откуда мне был виден только
затылок и плечи друга. — Как ты? Я вот только с самолета, вернулся
из Парты. Не поверишь, что стряслось…
После я рассказал Вартану последние новости. Как завалил
последнего безликого, как попросил перевода у господина Варро, да
еще и в свой старый участок. Как внезапно умерла госпожа директор,
и мне пришлось спешно лететь на похороны — я не мог пропустить это
мероприятие, ведь я был хранителем реликвии.
Вартан ничего не отвечал, все так же молча сидел у окна.
Впрочем, как и всегда.
Сразу после нападения мой друг метался без остановки, едва
приходил в сознание. Врачи его постоянно седировали дорогим
ламхитанским морфием, чтобы успокоить и снять боль, а после, когда
раны стали затягиваться… Вартан затих. Навсегда.
С того момента, как он проснулся на пятый или шестой день,
дезориентированный, лишенный речи, слуха и зрения, единственный
звук, которого от него сумели добиться — невнятное мычание.