— Ахахах, молодец! — хохотнул Мстислав и погрозил Даниле
пальцем. — Смотри, не нарывайся особенно рьяно, а то придëтся всë
это место спалить к чертям! — на последнем слове про чертей,
Мстислав улыбнулся и обвëл глазами всех присутствующих здесь
монахов. Один монах приподнял голову и встретился взглядом с
Императором. И Мстиславу этот взгляд очень не понравился.
— Что замерли, Ваше Величество? — ехидно осведомился
Инсаров.
— Да вот, передумал, — голос весёлого придурашливого студента,
на которого Мстислав внешне был похож чуть меньше, чем полностью,
сменился. Теперь в нëм звучала властность, в нëм звучала настоящая
воля Императора. — Любой намëк — уничтожь здесь всë, и всех.
Монахи согнулись, насупившись, послушник поспешно выбежал из
здания. Мстислав зашёл в торжественный зал.
От торжественности было одно только название. Большое квадратное
помещение, украшенное по периметру крестами, было полностью пусто.
Лишь в середине стояло чëрное кожаное кресло, в котором сидел
патриарх Алексий. Старик хорошо так за семьдесят, с длинной седой
бородой до пят и коротким седым ëжиком на голове, в простых чëрных
одеждах с большим золотым крестом на груди, украшенным
разноцветными драгоценными каменьями, в руке трость с узорчатой
серебряной рукоятью и набалдашником в виде черепа. Выглядел он
обманчиво добреньким и не представляющим никакой, даже самой малой
опасности.
Патриарх привык чувствовать себя самым главным и сейчас открыто
демонстрировал своë превосходство. Тем более, новый Император
Российской Империи был совсем ещё мальчик и находился у власти от
силы два месяца. Патриарх был наслышан о его активных действиях, о
смелой реформаторской и даже революционной политике, но не
испытывал по этому поводу к нему уважение. Как считал старик, всеми
этими действиями монарх лишь подрывает государственные устои и
уменьшает срок своего правления, и своей жизни. Уже было совершено
покушений на жизнь Императора и новых не придëтся ждать долго.
Патриарх смотрел на коронованного мальчишку снизу вверх, но в
этом взгляде было столько смог, достоинства и непоколебимой
уверенности в своей власти, что будь на месте Мстислава кто другой,
он уже упал бы на колени и начал бы клясться в своей преданности
Церкви. Бровь Патриаха едва заметно дëрнулась в раздражении. Ну
точно, ждëт не дождëтся. И молчит, ждëт, когда младший сам начнëт
разговор. В шахматах говорят: белые начинают и выигрывают. Но белые
настолько уверены в своëм превосходстве, что ждут, пока начнëт
оппонент.