— Да чтоб тебя! — закричал Арсений и бросил телефон в стену.
На стене появилась вмятина. Тарковский замолчал, подошëл, поднял
телефон и внимательно его осмотрел.
— Охренеть. Ни царапинки. Тупой, но надëжный. Умеет же Империя
делать технику.
— Прерву твои восторги, — обратился я к другу, с трудом ворочая
языком. — Сеня, я что, в больнице?
— О, очнулся, спящая красавица! — обрадовался Тарковский и я
сразу пожалел, что не стал изображать спящего. Сеня подошëл и обнял
меня от всей широты своей души и тела, которым навалился на меня и
я почувствовал, КАК у меня всë болит, буквально каждая мышца. —
Впрочем, ты никакая не красавица! — толстяк отодвинулся и ткнул
меня пальцем в лоб, отчего я дëрнулся, испытав укол боли. —
Гордись! Ты теперь единорог!
Я отодвинул Тарковского ещё подальше от себя, на всякий случай,
и осторожно ощупал лоб, морщась от боли. Посередине лба
обнаружилась огромная круглая шишка.
— Я, наверно, вдвое красивей стал? — я выдавил ищ себя кривую
ухмылку.
— Не то слово, — согласно кивнул Тарковский.
— Так я прав, я в больнице? И сколько я провалялся, двое суток?
Или вообще трое?
— Ты в лазарете Академии. Приходил дядя Сосо, спросил, какой
звук прозвучал при ударе. Я изобразил, — Тарковский звонко цокнул
языком. — Тогда он сказал, что твоей жизни ничего не угрожает,
потому что при таком звуке сотрясение мозга невозможно. Нельзя
сотрясти то, чего нет. А раз мозга нет, то и очнëшься ты скоро. Это
не я. Это тоже дядя Сосо сказал и ушëл, оставив меня за главного.
Собственно, так и случилось. Сейчас только вечер того же дня, когда
тебя вырубило.
— Хорошо. Но слов много, голова болит, — пожаловался я и
признался. — Всë болит. А что за телефон у тебя в руке?
— Этот что ли, — Тарковский посмотрел на простой кнопочный
телефон в руке так, словно видел его впервые. — А, ну да, ты же
здесь был. Казëнный. Выдавали бесплатно ученикам сегодня в обед, ну
я один и прихватил. Жутко тупая штука. Печатает одну букву
несколько секунд, печатает не те буквы, а потом несколько минут
удаляет. А я хотел Олюшке сообщение чиркануть, но на первом же
слове застрял минут на пятнадцать, вот и психанул.
— Бывает, — только и сказал я и посмотрел на вмятину на стене. А
ведь это не только телефон крепкий и тяжëлый как кирпич, это и Сеня
с немалой силой кидал. Я явно недооценивал толстяка.