С
углежогами стали отправлять вооружённых людей, иногда наёмников, а
иногда и местных, так что промысел становился всё менее выгодным.
Прошлой весной об этом пронюхали гоблины, и их набеги стали гораздо
чаще, чем прежде, так что общине, и лично старосте, пришлось
раскошелиться и обнести деревню частоколом. Хоть отчасти это и
помогло, но самые отчаянные гоблинские племена не переставали
пытаться попасть внутрь. Осенью такая попытка увенчалась успехом,
что вылилось в кровавое сражение, стоившее многим жизни. Теперь
деревне не хватало ни людей, ни денег, ни, что самое главное, веры
в завтрашний день.
Старосту
по-прежнему, в силу привычки, называли Бедобором, но теперь это
прозвище казалось ему не более чем издёвкой. После всего, что на
них свалилось, он начал было верить, что боги вовсе позабыли о его
деревушке, как вдруг в Вороньем холме появился самый настоящий маг.
Мирениус исцелял людей и мог защитить деревню в одиночку. Причём
куда лучше, чем эти «засыпающие на ходу бездельники с тупыми
копьями», как в сердцах говорил Бедобор, стоило ему увидеть
караульного, не справившегося со сном на посту.
Но вот
судьба вновь сыграла злую шутку. Мага нашли мёртвым, а староста
вновь начал страдать от жутких головных болей. Его всё чаще
посещала мысль бросить деревню ко всем чертям и уехать жить в
Моирвен. Поселиться у брата, отдохнуть от управленческих дел. Вот
только совесть не позволяла. Не хотелось ему оставлять односельчан,
обманывать их доверие. Старосте совсем не хотелось, чтобы о нём
говорили: «вот он, Бедобор, что бросил людей на произвол судьбы». И
ладно если кто плюнет в лицо, но ведь в трактире ему могли плюнуть
в пиво, а это, по его разумению, было куда хуже. Лицо можно утереть
рукавом, а вот испорченное пиво не исправить уже никак.
Этим утром
Бедобор, по обыкновению наскоро умывшись и одевшись, сидел за своим
столом и штопал старинный запылённый сюртук, купленный в те года,
когда прозвище старосты ещё не носило ироничный характер. На столе,
как всегда, лежала покрытая пылью книга, названия которой Бедобор
не знал. Дело в том, что староста, к своему стыду, почти не умел
читать, чем, разумеется, не отличался от своих односельчан. Но вот
книга на столе должна была означать обратное и как бы возвышать
старосту над посетителями. Рядом стояла старая с подтеками свечка,
подпираемая чернильницей, чернила в которой уже давно высохли. Из
чернильницы торчало новенькое гусиное перо, которое Бедобор
использовал только чтобы поставить своё имя под бумагами, когда в
деревню что-нибудь привозили или что-нибудь из неё увозили. Прежнее
перо улетело в щель между досками на полу, после того как староста
на прошлой неделе сдул его тяжелым вздохом, получив известие о
смерти мага.