Тир стал очередным этапом намеченного пути к мужеству. Увидав настоящее оружие, я забыл обо всём на свете. Старый Вояка вложил в мою детскую ладонь настоящий пистолет. Огромный, покоцанный, с протёртым воронением и ребристой холодной рукояткой. Слишком тяжёлый даже без обоймы. Я держал его двумя руками и водил стволом от мишени к мишени, стараясь не потерять прицел. Делов-то: мушка, прорезь… Мы каждые выходные стреляли с Отцом из пневматики в «Луна-парке».
Пока Старый Вояка не вернул меня к действительности и не вытащил пистолет из скрюченных от напряжения пальцев, я успел побывать всеми индейцами, всеми ковбоями и вообще всеми киношными героями, которых только смог вспомнить с оружием в руках. «Ты приводи его, – сказал Отцу Старый Вояка. – Толк будет». Он подарил мне стреляную гильзу. А ещё я влюбился в ощущение тяжёлой стали в руках и в запахи – холодных каменных стен, горелого пороха, кислой латуни гильз и терпкой оружейной смазки. Дразнящие запахи стрелкового тира.
В секцию брали с двенадцати лет. К этому времени я уже натыркался так, что давал фору пацанам постарше. А в четырнадцать легко выбивал норму кандидата в мастера. «Навык меткости есть результат правильного обучения, систематических тренировок и постоянной практики, – повторял Старый Вояка и тыкал корявым пальцем в плакаты на стенах. – Главное в стойке для стрельбы – естественность положения, наименьшее мышечное напряжение, равновесие и устойчивость системы тело-оружие». Он учил разгружать позвоночник, концентрироваться, понимать логику движений…
Всё это здорово помогло потом в занятиях музыкой.
* * *
Убивать – нет, не убивать, убить! – я решил не сразу.
И не сразу почувствовал пустоту, оставшись один, без Моей Гитары и Любимой Жены.
Вернее, так: сначала эта пустота доставляла мне удовольствие. Как в байке про еврея, который жаловался на невыносимую жизнь. Раввин ему посоветовал: «Пусти в дом козу». Тот пустил. И скоро взвыл окончательно: мало того, что кругом всё хреново, так и дома жизни не стало. Шерсть, вонь, шум, рога и копыта… Хоть ложись и помирай. «Выгони козу», – сказал раввин. Еврей выгнал – и вздохнул с облегчением: по сравнению с козой в доме остальное – в натуре ерунда.
Я не еврей, так ведь и как бы коза у меня была не одна. Две.
Зато теперь – свобода! Даже какой-то злой азарт появился: ну-ну, посмотрим, как вы без меня. Уж я-то без вас не пропаду, золотые мои!