Слышь, ты, блюзмен, слайдом деланый! Чего разнылся-то? Ну, убьют
– велико горе… Будешь джемовать на небесах с Хукером, Хендриксом и
Стивом Рэй Воном, всего и делов. Всё равно через ещё три месяца
Империи кирдык. Который, кстати говоря, я предотвратить уже при
всём желании не смогу – ни ноутбука с чертежом автомата
Калашникова, ни формулы каталитического крекинга, ни ещё каких
рояльных ништяков у меня нет.
Подведём итог. Как быть Распутиным – не знаю. Как выжить – ума
не приложу. Как спасти Империю – вообще не в курсе. Вывод? Приводим
внешний вид в соответствие с внутренним, разживаемся гитарой – и
вперёд…Корявый у меня блюзец получился, но, думаю, тут всё дело в
балалайке:
И пусть приходит Пуришкевич – его я вовсе не боюсь,
И князь Юсупов пусть приходит – его я тоже не
боюсь.
Они меня, понятно, грохнут –
Но жить останется мой блюз!
Короткая кода, кивок: всем спасибо, все свободны. Опаньки, а это
ещё кто? Толпа подалась назад, а передо мной стоял лысый бородатый
дядька в пенсне и мундире типа генеральского. И этот скинхед держал
в руке револьвер, направив его зачем-то на меня!
- Не боишься, значит? Думаешь, немка защитит, да? Шалишь,
Гришка.
Я никаким местом не герой. Просто в данный конкретный момент,
когда я только что решил, что небесный джем-сейшн – не самое худшее
времяпровождение, а всё остальное – да любись оно лошадью, страшно
мне не было совсем.
- Вы отменно невежливы, сударь, - процедил я, глядя в его
холёное лицо. – Могли бы хоть представиться для начала. И не
припомню, чтобы пил с вами брудершафт. - Дядька офигел секунд на
десять, и пришлось продолжить: - Если вы имеете намерение
застрелить меня – просто делайте это, хотя не поручусь, чтобы
чем-нибудь обидел ваше превосходительство. Предупреждаю: я крайне
живуч, поэтому имеет смысл весь барабан разрядить в голову. Если же
вы достали револьвер так, попугать просто – идите своею дорогой,
сударь, не в настроении я нынче – и на нормальном американском
добавил затейливое ругательство, сделавшее бы честь гарлемскому
ниггеру. Дядька отвис.
- Владимир Митрофанович Пуришкевич, депутат Государственной
Думы, к вашим услугам. И, милостивый государь Григорий Ефимович –
последние четыре слова он произнёс максимально ядовито, - я
действительно имею намерение застрелить вас. Поскольку то, что вы
изволили сделать с моим Отечеством, поставило его на край
гибели.