- Отлично, Владимир Митрофанович, - кивнул я, уже представляя,
как беру нормальный «лес пол» и втыкаю его в небесный комбик, -
стреляйте же.
- А ну, стоять всем! – из-за угла, на бегу запихивая в рот
свисток, выскочил званый давешним красавчиком городовой. Увидев
Пуришкевича и меня, поперхнулся свистом и застыл, тяжело дыша,
переводя взгляд с меня на револьвер и далее на моего убийцу.
Досадно крякнув, Владимир Митрофанович опустил револьвер и полез в
карман.
- Вам сказочно повезло, Распутин, - сказал он, одновременно
протягивая городовому рубль. – Но, обещаю, мы ещё встретимся.
- И скоро, - отвечаю в тон ему. – Приглашаю вас на обед. Нынче
же.
- Нынче?
- Именно. А чего затягивать?
- И то верно, Распутин, вы правы. Буду, ждите. Честь имею. – И
тут Пуришкевич отмочил штуку, которую я от него совсем не ждал.
Наверное, дядьке просто надо было срочно спустить пар. Он вскинул
руку с револьвером, высадил в небо весь барабан и надсадно
заорал:
- Русские люди! Как вам не стыдно?! В час, когда
многострадальное Отечество ведёт тяжелейшую войну с коварным
тевтоном, вы изволите прохлаждаться и отлынивать от боёв и от
работы! А ну, по местам! Все по местам, суки! – И ушёл.
Глава 2. Мистическая трапеза
Пуришкевича
- Что это на него нашло? – растерянно
спросил городового.
- А хрен его знат, - пожал плечами
тот, грея в лапище свежесрубленный целковый. – Это ж Пуришкевич…
Шёл бы ты домой, Григорий Ефимыч.
- Дело говоришь, – согласился я и
ушёл в дом. Наконец-то поверив, что шоу окончено, толпа на
Гороховой медленно рассасывалась.
- К обеду у нас ожидается господин
Пуришкевич, - провозгласил я, поднимаясь по лестнице. – Он меня всё
убить хочет, так что вы расстарайтесь уж.
- Мышьячку-с ему подсыпать, или там
цианиду? – ляпнул мой плюгавец.
- Я-те подсыплю! Говорить с ним буду.
И петь, коль гитару сыщем. А пока – позовите мне брадобрея.
- З-зачем?
Ответил матерно.
В ожидании цирюльника потребовал
горячую ванну и хорошенько вымылся, чем в очередной раз поудивлял
прислугу. Вообще, чуяло моё сердце, что надо быть готовым в одно
мгновение вылететь вон из этого милого уголка с трогательными
холуями: если вся та великосветская шушера, что крутилась вокруг
настоящего Распутина, разберется в сути снизошедшей на него
«благодати», пятки салом мазать придётся в темпе спид-метала.
Поэтому, едва вымывшись и одевшись в чистое, решил привести дела
свои в порядок. Одежды у меня оказалось не слишком много, и вся, по
моим меркам, непотребная. Денег – гора. Что-то около пяти тысяч
рублей, не считая всякой мелочи. Харчи в доме есть. Пива нет, одна
мадера, которую я немедля подарил слугам: сам пить эту дрянь не
стану ни за что. И не потому, что не блюзово, а просто не нравится
она мне. Сыскались три бутылки Шустовского. Тоже не блюз, но это
хоть пить можно. Одну велел поставить на обеденный стол, две сныкал
в невесть как оказавшуюся среди домашней рухляди холщовую котомку.
Деньги решил держать при себе – мало ли что. Тут и пришёл брадобрей
– маскирующийся под обрусевшего итальянца выходец из-за черты
оседлости