За столом на мягком стуле сидел,
сложив руки на груди и надвинув шляпу на глаза, человек, всеми
повадками похожий на Эшли. Скорее всего, бывший солдат или даже
офицер, но вряд ли высокого чина, судя по показному равнодушию ко
всему вокруг. Он делал вид, что спит, даже посапывал, вот только
никого из собравшихся обмануть не мог. Все видели, как он то и дело
поглядывает на остальных из-под полей своей широкополой шляпы.
Также ни от кого в комнате не укрылось, что пальцы его лежат очень
близко от рукоятей тяжёлой шпаги и старомодной даги с закрытой
гардой.
Третий же оказался сарком – уроженец
Ниинских гор отличался воистину лошадиным лицом с тяжёлым
подбородком, покрытым седоватой щетиной, и крупными зубами, которые
он обнажил в пародии на приветливую улыбку. Одевался он как простой
горожанин, и не будь у него на поясе меча, его легко было принять
за очередного горца, подавшегося в столицу на поиски заработка.
Вооружён сарк оказался именно мечом – длинным и ещё более
старомодным, нежели дага якобы дремлющего в кресле усача-солдата.
Такими лет сто назад закованные в броню деды и прадеды нынешних
дворян азартно лупцевали друг друга, пока огнестрельное оружие не
изменило лик войны. Вот только сарку это было то ли невдомёк, то ли
просто ему было наплевать с высокой колокольни, как и большинству
представителей его народа. У себя в горах, как не понаслышке знал
Эшли, сарки жили древними обычаями и в Господа особо не верили,
догматов Веры придерживаясь постольку-поскольку. Но в их селения и
городки даже всесильная валендийская инквизиция предпочитала не
соваться.
Никто не спешил здороваться или
представляться. В душной из-за зашторенных окон приёмной воцарилась
тишина, не нарушаемая теперь даже фальшивым сапом усатого солдата.
Одинокая муха, проснувшаяся раньше срока, принялась нарезать круги
в воздухе, нигде не садясь. Жужжание её крыльев звучало едва ли не
оглушительно в безмолвии приёмной. Эшли краем глаза заметил
назойливое насекомое, но не успел и пальцем дёрнуть, как
черноволосый салентинец вдруг выбросил правую руку вперёд – с
хрустом сжались его пальцы, затянутые в кожаную перчатку. Жужжание
оборвалось. Обнажив в улыбке ровные, белые зубы, салентинец плотнее
сжал кулак, давя несчастное насекомое.
Тут большие напольные часы пробили
десять утра, и, словно призванный скрипом механизма и глуховатыми
ударами гонга, в прихожую вошёл хорошо знакомый Эшли субъект. Луис
де Каэро – такой же рисколом, как и сам де Соуза. Ещё недавно они
были почти врагами, ведь по разные стороны баррикад стояли их
командоры, но теперь эти времена остались в прошлом. Им даже клинки
пришлось как-то скрестить, однако никакой настоящей вражды между
двумя профессионалами своего дела не было и в помине.