— Сегодня для вас я приготовила очень популярную практику, которая
поможет сохранить в вашем доме любовь, счастье и достаток: «Сто восемь
апельсинов». Китайцы верят, что если в период празднования Нового года принести
домой сто восемь апельсинов и рассыпать их по всем комнатам, то весь следующий
год в доме будут царить богатство и радость!
Я пытаюсь представить, как я волоку на пятый этаж своего
старинного дома без лифта в центре Москвы двадцать килограмм апельсинов,
пытаясь выжить и не умереть уже где-нибудь на втором пролёте, как счастливая
блогерка успокаивает меня:
— Вам же совсем не обязательно покупать именно это количество:
вполне достаточно любого числа, кратного девяти: двадцать семь, восемнадцать,
тридцать шесть…
Девять апельсинов, пожалуй, даже я смогу осилить, — решаю я. К
тому же — прекрасный повод наконец-то выбраться на улицу и перестать себя
жалеть. Возможно, прямо по пути встречу шикарного принца, который моему бывшему
мужу даже и в подмётки не годится, и который просто обожает немножко беременных
безработных девушек.
В тот вечер принц мне так и не встретился.
Но на следующий день у меня назначена встреча с Лёшей. Оставаться
гордой и развестись с ним, обрекая своего будущего ребёнка на голод, холод и
прозябание? Или сидеть за столиком, нервно теребя бумажный пакетик сахара,
прекрасно осознавая, что со стороны выгляжу как всклокоченная курица, несмотря
на тонны макияжа и надетое по случаю новое платье? Впрочем, такое же унылое и
безликое, как и отвратительный круассан с дешёвым маргарином, воняющим машинным
маслом, который мне только что принёс официант.
Вот входит он, и я невольно отмечаю, как посетительницы осыпают
его золотыми монетками оценивающих взглядов, выставляя самые высокие оценки по
своей личной шкале. Я и сама до сих пор дала бы ему десять из десяти. Как и в
тот первый день, когда он появился в нашем офисе. И выбрал именно меня среди
целой толпы таких же офисных мелких рыбёшек.
— Какая интересная фамилия, — с улыбкой произнёс он. — Как сказка.
— Да, мои предки были из приезжих немцев. Ещё дореволюционных, —
скромно пояснила я. И тоже улыбнулась ему в ответ. Яркой, блестящей улыбкой в
алой помаде. С ямочкам на щеках. Как у Лени Рифеншталь в юности.
И тогда он меня оценил по достоинству: тонкую, подающую большие
надежды умницу. Ведь это я писала самые лучшие статьи, находила самые лучшие
сравнения и эпитеты, а из любого самого унылого материала могла слепить
увлекательное повествование. Поэтому руководство заваливало меня самой скучной
и трудоёмкой работой, уверенное, что я даже из самых набивших оскомину и
банальных ингредиентов сумею сотворить вкусное и изысканное в своей
лаконичности блюдо. И я готовила, творила, писала, а в жаркие короткие перерывы
мы убегали с Лёшей в близлежащие кафе, гостиницы на один час или скверы, чтобы
хотя бы на несколько минут прижаться друг к другу разгорячёнными телами, вечно
поджаривающимися на огне нашей бешеной страсти. Его длинные пальцы внутри меня,
вечно липкие и сладкие от сока любви, мои ладони на его горячем вечно стоящем
члене, вечно голодном и тоскующем по мне. Я вставала с земли, оправляя юбку и
отряхивая с колен прилипшие травинки, целуя его рот своими алыми слегка
припухшими после его члена губами, и зажимала бёдрами его жадные пальцы, пульсировавшие
внутри меня.