Он называл меня «пле» с детства, по-военному сокращая неудобное
«племянница» до короткого как выстрел «пле».
— Спасибо, дядя... — в очередной раз повторила я, только
имитируя наличие разума, но Драннис, кажется, не заметил, что я
произнесла ту же фразу как минимум в шестой раз.
Сама я сейчас не могла положиться сейчас ни на чутье, ни на иную
свою часть. Разве что... веки. Если их закрыть, появлялся Ингренс
и, нежно улыбаясь, называл меня по имени.
Ветер завывал все злее, дергая меня за волосы. Когда мы отошли
от освещенного замка на достаточное расстояние, дядя обратился в
огромного золотистого ящера, который махнул крыльями, оттолкнулся
от ледяной корки и взлетел в пургу. В тот же миг обратился и папа.
Я покорно стояла на земле.
Отец взлетел вслед за дядей, набрал скорость, а затем спикировал
вниз, подхватывая меня на лету. Мы направлялись домой.
Лежа в горячей лапе отца, я закрыла глаза.
«Ингренс, Ингренс, Ингренс...»
Я сошла с ума.
***
Следующее утро, земли Зеленохвостых
Охотник был опытным, старым, потому не торопился. Он методично,
мерно вышагивал на самодельных снегоступах из наломанных пучков
еловых веток, которые крепко притянул веревкой к теплым мохнатым
сапогам. Снег недовольно поскрипывал, но вес мужчины держал. Солнце
равнодушно скользило светлыми лучами по сгорбленной фигуре и
бессильно обнимало холодно фыркающий снег. Переставлять ноги было
нелегко не только из-за снега — груз на плечах давил на спину, но
охотник не обращал на маленькое неудобство внимания. Он почти дошел
до поляны.
Там у охотника стоял длинный узкий навес, где в самодельном
корыте из выдолбленного дерева он держал запас солонца, который так
любят лизать косули, да олени. Старые запасы за несколько недель уж
слизали, надо было пополнить, потому мужчина тащил с собой
несколько свежих соленых брусков. Дичь без соли оставлять
нельзя.
Он уже подходил к месту, когда насторожился, издалека почуяв
недоброе. Медленно-медленно охотник вытянул из-за спины старый
верный лук из орешника, наложил стрелу и с ней наготове пошел
вперед. Уже не было тяжести в его шагах. Насторожившись, охотник
мгновенно помолодел, с кошачьей гибкостью мягко передвигаясь по
замершему в нетерпении снегу. Лес вокруг него нисколько не
волновался, глядел снисходительно-свысока, будто знал.