Меня передернуло от
громоподобного голоса и грубых слов. Но старика подобный прием не смутил.
- Да стар я уже для
путешествий, редко бываю в городе. Вот приехал, дай думаю зайду, как обычно, угоститься
первачком да заночевать у тебя в сарае. Пустишь?
- Отчего же не пустить.
Спи, жалко, что ль. - Захарий со скучной миной почесал оголенную в распахнутом
вороте волосатую грудь. - А чего не идешь к народу? С каких это пор по углам
прячешься?
- Так дело у меня к тебе
есть, - дед Матвей помялся. - Ты бы свечку принес, а?
- Принесу, раз уж надо.
Мужик надолго ушёл, а вернувшись
с зажженным огарком, так и замер, обнаружив на своей кухне меня.
Мы уставились друг на
друга, разглядывая с большим любопытством. Захарий оказался колоритной
личностью. Под два метра росту, широченный в плечах, он напомнил мне сказочных
богатырей, не хватало только на голове шишака со смешной пипочкой в навершии.
Буйная бурая грива нечёсаных волос торчала во все стороны. Всклоченная борода с
застрявшим в ней мусором, если и стриглась когда-нибудь, то исключительно на
скорую руку, чтоб не мешала. Широкие скулы и крупный нос с горбинкой выделялись
на фоне волосяной растительности и придавали облику некую ожесточенность. Густые черные брови и хмурые колючие глаза также
не добавляли немолодому лицу привлекательности. Крестьянская рубаха оказалась
заношенной настолько, что о первоначальном цвете оставалось только
догадываться. О штанах, впрочем, можно было сказать то же самое. А сапоги,
похоже, не снимались ни в какую погоду и постепенно разваливались прямо на
ногах.
Первым отмер Захарий,
недовольно сдвинув брови к переносице:
- А это что еще за
пампушка? А, Матвей?
Как он меня назвал?
Пампушкой? А как же мир, в котором поклоняются дамам с пышными формами? И снова
я получается в пролете? Даже этому уроду не нравлюсь? Ну, все! Враг номер один
для меня определен!
- Никак на старость лет
решил гульнуть?
- Скажешь тоже, Захарий!
– Старичок замахал руками. - Это и есть мое к тебе дело. Аней зовут.
Мужик шлепнул плошку со
свечным огарком на стол и с отвращением сплюнул на пол:
- Борделя у меня здесь не
будет. - Он уже повернулся к нам широченной спиной, чтоб уйти, как дед Матвей
проворно преградил громиле путь отступления. Во дает! И не боится же.
- Как у тебя язык повернулся
такое сказать, окаянный, - зашипел старик. - Девчонка в беду попала, помочь
нужно, а ты… Эх, Захарий, Захарий, не таким я тебя знал, не таким.