Утром сканды набили животы
всухомятку — копчёным мясом, вяленой рыбой и лепёшками. Перепала
рыбка и скалоксу, кусок хлеба у него был припрятан со вчерашнего
дня. Огонь Груфид разводить запретил. С утра был небольшой туман,
потом потянуло ветерком и пошёл дождь — мелкий, противный. Хоринги
разделились, пешие спрятались в кустах выше по течению, а трое
старших схоронились за небольшим пригорком. Груфид сказал:
— Если назад побежит, догоним, — и засмеялся, задрав бородищу.
Знатная у него борода, густая, широкая, по краям заплетены две
косы. Броня у него не такая, как у остальных хорингов, вся в
крупных бронзовых заклёпках, шлем богатый, целиком из железа,
покрыт тиснёной кожей. Не секиру таскает, а меч. Длинный, как рука
от локтя до кончиков пальцев, и широкий, как Рудакова ладонь. Плащ
у него синий, как летнее небо, а сапоги красные. Красив Груфид
Бездомный, сразу видно — удачливый вождь, предводитель хоры.
Рудак раньше не мог понять, почему Груфида зовут бездомным.
Когда стал хорошо понимать речь новых хозяев — узнал. У себя в
Сканде имел Груфид и дом, и хозяйство, да только проиграл их
соседу. А отдавать не захотел, обвинил того в нечестной игре. Оба
были пьяны, схватились за оружие, но проигравший оказался быстрее.
Умер соседушка, так и не разбогатев. Но у покойника была большая
родня, много больше, чем у Груфида. Не стал убийца дожидаться ни
суда, ни мести, выкопал богов, погрузил на корабли родню и хору,
даже скотину с собой забрал — большие корабли у Бездомного. И
поплыл на юг.
Нашёл удобное место, поставил двор, люди его стали сводить лес
под пашню. Примучил рыбацкую деревеньку на ближнем острове,
заставил платить дань. Хотел всю округу подмять — не дали.
Сбродники ходили его усадьбу воевать, но северяне отбились, хоть из
трёх десятков приплывших хорингов уцелело две трети без малого.
Только и Гатал два десятка своих потерял. Замирились они тогда,
урядились — сброд не трогает северян, Груфид не грабит в
окрестностях. Потом торг завели — Бездомному земляки железо
привозят, хорошее, а увозят янтарь, мёд, воск и льняные холсты.
Каждый год корабль приходит. Сам он на северный остров не плавает,
бережётся. Тамошний суд приговорил его к смерти.
Рудака у западных поморян хорунг тоже за железо выменял, за
хороший нож, но и к поморянам парнишка попал из других мест, не
помнит уже, откуда их с мамой привезли. Потом мама умерла, а Рудак
оказался в круглом доме. Мальчишкой на побегушках, помощником
скотника и толмачом. Так вышло, что он все здешние языки знает,
даже тот, на котором говорят купленные Бездомным в верховьях
Нирмуна скалоксы.