Когда последние сканды падают, конница уходит, а из подлеска
выбегают сбродники — потерявшие свои селения нищие рыбаки и
охотники. Жадно хватают оружие, щиты, обшаривают трупы, не забывают
добивать раненых. Стаскивают шлемы и доспехи, пояса и обувь —
уничтожить целую хору сбродникам удаётся нечасто. Обобрать всех не
успевают — наблюдатели подают сигнал о появлении ещё большего
отряда врагов. Мародёры в спешке подбирают всё, что успели
ободрать, и бегут к лесу.
Пробитого тремя стрелами, но ещё живого Аледа запоздавшие с
подмогой хоринги вытаскивают из-под кучи неободранных трупов.
Повезло.
***
Жарко. Воздух даже по утрам не несёт свежести, неподвижный и
напитанный запахами разогретого соснового леса, он укрыл
окрестности тёплым тяжёлым одеялом. Хочется забраться в реку и
сидеть до вечера. Вода в Сладкой похожа на парное молоко, но после
купания людям становится немного легче. Коровы, и те стараются не
вылезать из реки, жуют жвачку, стоя по брюхо в воде. Людям такое
счастье недоступно — жнивень не зря так называется. Хоть и не сеяли
в этом году на Сладкой хлеба, а поработать пришлось — рубили
амбары, копали и обкладывали кирпичом погреба. Боги надоумили
Романа скупить весь хлеб, до которого удалось дотянуться.
Поднимаются по обмелевшей речке груженые лодки, сыплется в
пахнущие стружкой засеки зерно. Хоть и много нынче народу живет в
селении, страшно подумать — собралось больше сотни человек, им
такого запаса хватит на несколько лет, даже если каждый день
подкармливать скотину. И подкармливают, лошадей — обязательно,
коровам достаются запаренные отруби, хоть и не часто. Бабы да девки
коробами таскают из лесу дикую ягоду, груши и яблоки, сушат,
ссыпают в корзины и мешки, под стропилами для них скоро не
останется места. Около новых кирпичных печей гроздьями висят
плетёнки лука и чеснока, а Шишагов недоволен — мало. Рядом с
лесопилкой с утра до вечера стучат деревянные молотки, шоркают
рубанки – новенькие бочки, бочонки и кадушки недолго стоят без
дела. Их наполняют грибами, свекольным листом, а то и солёным
маслицем, скатывают в погреба, рядами выстраивают вдоль стен. Соль
нынче вздорожала — война закрыла купцам короткую дорогу, а куда
денешься, купишь, без неё не обойтись.
Люди отмахиваются от мух и слепней, терпят жару, смётывают в
стога сено очередного укоса, ворочают брёвна на лесопилке. Тяжелее
всего кузнецам и тем, кто колотится у печей — вот в ком жира и
капли не найдёшь. К полудню работа замирает, работники тянутся к
прудам и плотинам, обмыть пот перед трапезой, дать передышку
утомлённому телу. После купания спокойно, будто нехотя, собираются
к стоящим под длинным навесом столам. В жару душа не принимает ни
щей, ни горячей ухи, и кухонные бабы заливают в мисках чернику
холодным — из погреба — молоком, подают холодные щи из щавеля и
свекольной ботвы. Не пустые — с варёным яичком, сдобренные
сметаной. Работники чинно рассаживаются по лавкам, не спеша
работают ложками, отдавая должное стряпухам — в летней кухне не
прохладнее, чем у кузнечных горнов. Когда миски пустеют,
молоденькие девчонки — вот кому жара не жара, разносят по столам
кашу и резаную зелень. Есть покрошенную и перемешанную траву,
слегка сдобрив льняным маслом или сметанкой, приучил всех старший
хозяин. Сначала морщились — не коровы мол, потом обвыкли,
понравилось. Запивают трапезу резким прохладным кваском из
репы.