Кабинеты начальства были прямо возле выхода. Поймав недоуменный
взгляд процедурной медсестры, несущей капельницу в палату, Тирликас
постучал в дверь с табличкой: «Кисиль И. А.».
— Иван Абрамович! Это Тирликас.
— Сейчас, иду, — ответили скрипучим голосом.
Я рассчитывал увидеть мелкого носатого еврея, однако от этой
национальности у заведующего было только отчество: вышел мужчина
под два метра ростом, на вид — добродушный белый мишка. Они с
Тирликасом пожали друг другу руки.
— Плохо дело, — сказал врач, медленно двигаясь по коридору и
косясь на меня. – Воспаление прогрессирует. Вводим конские дозы
антибиотиков, но пока не помогает. Надо было сразу ампутировать
ногу, теперь зараза выше пошла.Странно, почему так, у Семерки ведь
молодой здоровый организм.
Кисиль остановился напротив предпоследней палаты справа, возле
которой сидел человек со смартфоном — приставленный к Семерке
охранник. Увидев нас, он убрал телефон, напрягся.
- Борис, спокойно, это со мной, - сказал Тирликас, и охранник
расслабился.
Кисиль открыл дверь в палату, жалуясь:
— У нас полно практикантов, шастают туда-сюда, и Борис
издергался, пока всех запомнил.
В нос шибануло сперва озоном, потом – тем самым гнилостным
запахом.
Семерка лежала лицом ко входу, из приподнятых ног торчали спицы.
Правую голень раздуло, ее частично скрывали повязки, пропитанные то
ли гноем, то ли каким-то раствором. На бедрах тоже были
зафиксированы повязки. Я перевел взгляд на лицо Семерки: и без того
белая, она стала еще бледнее и слилась с простыней. Губы
растрескались, под глазами черные круги, нос заострился.
— Привет вам. Что – страшная? – хрипнула она и сразу продолжила:
— Не дам ногу оттяпать, лучше сдохнуть.
— Убийцы этого и добивались. Сами не смогли тебя прикончить, так
ты им поможешь, — проворчал Витаутович.
Я понятия не имел, как себя вести. Выразить сожаление?
Пообещать, что все будет хорошо?
— Мы с Иваном Абрамовичем вас оставим – поговорите.
Тирликас протянул мне колонку в форме куба, и я понял, что это:
глушилка сигналов.
— Помнишь парня, что ко мне приходил, когда ты из СИЗО сбежал? –
спросила Семерка, когда они вышли.
— Да, Юль, помню. Ты лучше скажи, что с тобой.
— Со мной – множественные оскольчатые переломы обеих берцовых
костей. На левой ноге малую берцовую сохранили, на правой нет.
Размозжение мягких тканей, ожоги третьей степени. Повезло, что
машина не сразу загорелась. Левая нога – нормально, правая… Сам
видишь. Так вот. Тот парень вздернулся у себя в квартире. Следов
насилия нет. Самоубийство выглядит убедительным, написана
посмертная записка, чтобы никого не винили в смерти. Это раз.
Девочка молоденькая из Свердловска, Аня, только после академии –
прыгнула с крыши высотки. «В смерти прошу никого не винить». Один
человек – выстрел в голову из снайперской винтовки. Второй – машина
потеряла управление. Третий – ограбление. И, вот, я. А, еще одного
одаренного убили: анафилактический шок от меда, на который у него
аллергия. Смерти в разных городах, единственное, что их связывает –
все одаренные или самородки.