Взгляд
художника сменился взглядом врача. Жорж-Мишель отметил и нездоровый
румянец на щеках солдата, и лихорадочный блеск глаз, капли пота на
лбу и… да! Тот самый запах, признак беды. Запах и жар…
Проклятье!
—
Разувайся! — резко и не терпящим возражения тоном приказал он. А
увидев рану на ноге, даже присвистнул. — И как
ухитрился?
Вопрос
был риторическим, но смущенный вниманием принца, солдат
ответил:
— Ногу
натер…
Жорж-Мишель уже не слушал. Раздавал приказы коротко
и резко:
— Стол!
Свечи! Инструменты! Этьен!! И сержанта вот этого
идиота!..
Его слуги
знали этот тон, и все вокруг пришло в движение. И сержант
примчался, как будто по тревоге — строго говоря, так оно и было. И
тоже получил короткий приказ его высочества:
— Четырех
солдат! — и сразу же добавил в ответ на растерянный взгляд: — Будут
держать!
Все было
привычно, и жизнь вновь обрела смысл, как бывает накануне сражения.
Да и чем его труд отличался от битвы? Рану надо было чистить, если
недотепа не хочет остаться без ноги. И куда смотрел сержант?!..
Судя по виду раны, парень хромал по меньшей мере неделю… Впрочем, с
сержантом разберутся потом. А сейчас его ждет дело…
— Вы,
двое — держите… Ты! Сядь на него — так надежнее. Тоже держи… Этьен,
дай ему ремень… Фартук!
— Ваше
высочество, — Этьен вынырнул из-за локтя. — Вы будете заниматься
простым солдатом?!
Жорж-Мишель хотел было ответить, что иначе
простофиля лишится ноги, и осекся. Он вдруг понял, чего хочет Этьен
и о чем не решается просить.
Что ж, он
и правда должен подвести итог жизни. Он уже видел одного ученика —
он научил его править. Теперь увидит второго — он научил его
лечить. Место за столом, инструменты — все это надлежало передать
Этьену. Так было правильно. Так было справедливо. Ученик должен
стать мастером. Сейчас!
— Ты
прав, сегодня инструменты твои — за стол. Еще свечей! — Жорж-Мишель
возвысил голос.
Этьен
побледнел, но к столу встал довольно уверенно. Все-таки оглянулся
на господина.
— Если
что-то пойдет не так, я подскажу, — спокойно и внушительно
проговорил Жорж-Мишель. — А пока — фартук!
Он понял,
что волнуется, словно в давние времена на экзаменах перед
профессорами Сорбонны. Нет, гораздо сильнее. Экзамен ученика — это
больше, чем собственный экзамен. И он смотрел — внимательно и
строго — и дивился, как изменился сын простого конюха. Точные
движения, уверенный взгляд, безупречный расчет… Сейчас Этьен ничем
не походил на простолюдина. Неужели знания так меняют человека?
Словно бы выжигают в его душе все суетное, грязное и низменное… И
какой идиот назвал труд хирурга неблагородным?! Сейчас он наглядно
видел, как это ремесло облагородило его слугу.