Молодой
хирург отвернулся от стола, и Жорж-Мишель одобрительно
кивнул.
—
Поставьте для больного кровать.
И опять,
словно вихрь прошел по комнате. И солдаты, отирающие
пот.
— К
службе этот малый пока не годен, — объявил Жорж-Мишель сержанту, —
и будет находиться под наблюдением врача. Ничего, скоро сделается
как новенький. Все, можете идти! Этьен? Он твой.
Ему
самому хотелось подойти к aegrotus*, но негоже было отнимать у
Этьена его первого пациента. Молодой хирург был старателен,
предусмотрителен и прекрасно подготовлен. И Жорж-Мишель вновь
удивлялся: «Неужели это сделал я? Новый Пигмалион?!»
Через два
дня рана солдата очистилась.
А еще
через два дня к Жоржу-Мишелю явились капитан, два его лейтенанта и
два самых почтенных сержанта. Принц Блуа с интересом наблюдал за
людьми Крийона, и капитан — словно пловец, нырнувший в ледяную воду
— тряхнул головой и попросил отпустить Этьена к ним.
— Я
понимаю, ваше высочество, — с некоторым смущением говорил он, — что
нам не положено иметь собственного врача. Врач — это для всего
полка. Но я могу дать вашему Этьену патент сержанта, а на деле он
будет в моей роте хирургом. Прошу вас… Если бы не Этьен… А ведь
такое может случиться и с другими. И патент он вот — только
скажите, и я его заполню.
— Нет! —
ответ прозвучал резко и категорично, и расстроенный капитан
замолчал. Лица офицеров вытянулись, да и сержанты
помрачнели.
— Я не
позволю, чтобы кто-то даже помыслил, чтобы моему ученику и умелому
врачу могли грозить палкой или же плетью, — продолжал Жорж-Мишель.
— А с сержантами это происходит именно так. Я отпущу Этьена, но
только в том случае, если он получит патент лейтенанта!
— Но… я
же не могу, — растерялся капитан. — Только господин де
Крийон…
— Хорошо,
— его высочество кивнул. — Я напишу ему, и вы сможете отправить с
письмом любого из ваших офицеров. Уверен, господин полковник не
станет возражать и сегодня вечером или завтра утром, вы получите
патент.
Письмо он
написал тотчас, а потом еще и отдал ученику свои инструменты —
ему-то они скоро будут не нужны, а хирург без инструментов все
равно, что художник без рук. И «Пять книг по хирургии» Паре
Жорж-Мишель тоже отдал Этьену. А потом еще добрых четверть часа
выслушивал горячие благодарности ученика, в очередной раз
удивляясь, как изменилась речь некогда невежественного мальчишки. А
еще подумал, что должен непременно поделиться своими размышлениями
с Александром, описать эту историю и попросить проверить его
достижение. Кто знает, возможно, знатное происхождение и правда не
имеет такого значения и влияния на жизнь человека, как он полагал
раньше, и Этьен не исключение. И — точно! — есть же еще Мартин, да
и Александр что-то рассказывал о своих воспитанниках из простых.
Тогда он пропустил слова друга мимо ушей, но теперь представлял,
какие возможности могут открыться перед наукой и военным делом,
если привлечь к ним талантливых простолюдинов. «Радостно жить,
Вилибальд, — вспомнил он вдруг текст из какой-то немецкой книги,
которую читал еще в юности. — Науки крепнут, города процветают,
поберегись варварство!..»