Графиня не
сомневалась, что вторично что-либо просить у Генриха можно будет
только месяца через два-три. Королева-мать была более нежна с Луи,
но что она могла дать внуку? Разве что драгоценности, парочку
картин и книг. Конечно, драгоценности имели свою цену, но при
французском королевском дворе титул значил много больше.
А потом
Луиза вспомнила, что королева-мать тоже могла наградить внука
титулом, но что такое для сына короля два графства и какое-то
баронство? Овернь… Ужас-то какой! Что стал бы делать Луи в это дыре
— месить грязь? А Булонь? Это хотя бы где? О баронстве Луиза не
хотела даже думать. Баронство было неплохим владением для
итальянской банкирши, но не для сына короля Валуа. К тому же Луиза
вспомнила, что в борьбе за титулы у Луи было сразу два серьезных
соперника. Во-первых, любимая внучка мадам Екатерины Кристина, дочь
покойной горбуньи Клод. А во-вторых, нелюбимый Луизой кузен
Релинген.
Луиза почти
год с тревогой наблюдала за постоянными поездками Жоржа то в
Алансон, то в Шато-Тьерри, то в Анжер. Видеть, как родственник
пытался покуситься на то, что по праву должно было принадлежать ей
— ведь до совершеннолетия Луи она могла бы спокойно распоряжаться
его владениями и доходами — было невыносимо, а слышать, будто принц
Релинген много сделал для его высочества Франсуа, казалось еще и
оскорбительным. Графиня полагала, что Жорж и так получил от короля
слишком много даров, да и за что? За какую-то безделицу. И это в то
время, когда Луи до сих пор не получил официального
признания.
Луи-Ален де
Шервилер… Шервилер! В то время как Жорж теперь носит имя
Валуа.
Луиза в
очередной раз решила, что кузен нагл и беззастенчив, Луи не слишком
умен, Франсуа забывчив, а Генрих неблагодарен. Луи стоило
находиться поближе к Франсуа, чтобы попытаться получить от него то,
чем не догадался одарить сына король. А вместо этого мальчишка
сбежал из Нидерландов, стал непривычно решителен и груб, и
совершенно непонятен.
За четыре
месяца отсутствия при дворе Луи вырос, окреп и полностью утратил
присущее ему прежде хрупкое очарование. Юные дурочки
королевы-матери шумно восхищались принцем, а Луиза смотрела и не
могла понять, что приводит девчонок в восторг. Приходилось признать
— Луи не был красавцем. В нем не было ни грана ее
привлекательности. Он почти ничего не унаследовал от Генриха —
только рост. И при этом он был до отвращения похож на мадам
Екатерину. Слава Богу, он хотя бы не был толст и в целом был
неплохо сложен. Раньше это сходство не так бросалось в глаза, к
тому же Луи умел трогательно лить слезы и слагать стихи. Сейчас он
решительно не желал плакать по поводу и без оного, вместо стихов о
розах декламировал какой-то варварский марш, щеголял дурными
манерами, уверяя, будто храбрые воины ведут себя именно так, и ко
всему прочему через слово восхищался Бретеем и своим
крестным!