— Но я
обещаю, граф, что непременно напишу своему августейшему брату и
попрошу чем-нибудь вас наградить, — проникновенно закончил
Генрих.
— Я
благодарен вам, сир, за доброту и великодушие, — только опыт
общения с магистратами Гента позволил Александру сохранить
серьезный вид. — Всей душой надеюсь, что его величество король
Франциск прислушается к вашим словам.
Генрих
милостиво кивнул. Все складывалось неплохо. Бретей ни с кем не
успел переговорить и ничего не знал.
— Ну, что
ж, граф, завтра я передам эти документы в парижский парламент,
где-нибудь через неделю все документы будут утверждены, и тогда вы
сможете отправиться в обратный путь с добрыми вестями для моего
брата. Оставьте моему секретарю свой адрес на случай, если вы мне
понадобитесь, — эти простые слова его христианнейшее величество
говорил таким тоном, словно сулил руварду Низинных земель золотые
горы и княжество в придачу. Александру даже пришлось напомнить
себе, что это все то же беззастенчивое вранье. Как говорил король
Сен-Люку: «Для его же блага».
— Сир, в
Париже у меня нет резиденции, я давно продал отель Сен-Жилей, —
непринужденно ответил рувард. — Я остановлюсь во дворце
Релингенов.
— Вот как?
— Генрих нахмурился.
— Ни одна
гостиница не способна вместить сотню солдат, — пояснил Александр. —
А его высочество уже давно предоставил свой дворец в мое полное
распоряжение. Даже если сейчас его нет в Париже, его слуги примут
меня и легко разместят всех моих людей.
— Вы могли
бы разместиться во дворце Жуайеза, — настаивал король. — Я дам ему
распоряжение…
Настойчивость Генриха удивляла и тревожила, вызывая
самые странные подозрения. Но знание двора настоятельно не
советовало Александру проявлять эту тревогу открыто. Вместо этого
генерал только беззаботно улыбнулся:
— Сир, это
очень великодушно с вашей стороны, но я слишком почитаю герцогиню
де Жуайез, чтобы подвергать ее такому нашествию, — проговорил он. —
Мои солдаты изрядно огрубели в сражениях и не всегда понимают,
находятся ли они во дворце или в кабаке. К тому же половина из них
не понимает ни слова по-французски. Нет, сир, я не могу допустить,
чтобы мадам Маргарита чувствовала себя в собственном доме, как в
осаде…
Генрих
задумался, а Александр со все большей тревогой размышлял, что за
напасть приключилась в Париже. Мор, глад, наводнение или пожар?
Больше в голову не шло ничего…