— Ну и что
все это значит, шут? Ты всерьез полагаешь, будто Жорж способен
чего-то или кого-то устыдиться?
Шико зло
усмехнулся.
— Нет,
Генрике, я знаю его еще с тех времен, когда он носил детскую юбку.
Даже не надейся на его раскаяние.
— Что же
тогда? Ты не боишься, что Бретей и правда устроит ему
побег?
— Так и
прекрасно, Генрике, — снисходительно взглянул на короля шут. —
Во-первых, побег — это признание вины. Какие тебе еще будут нужны
доказательства? А во-вторых, королевское правосудие всегда может
достигнуть виновного. Мало ли что может случиться с человеком в
пути? К примеру, разбойники и грабители, — с самым невинным видом
сообщил шут. — Двадцать, тридцать, двести стрелков — и все! И ты
будешь совершенно не при чем — Божий суд, Генрике, просто Божий
суд. Я даже готов лично поучаствовать в этой охоте…
— Как же ты
его ненавидишь, шут, — вздохнул Генрих.
— Вот в
этом ты ошибаешься, Генрике, — возразил Шико. — Я ненавижу вовсе не
его, а предательство. И я люблю своего короля. Поэтому надо ставить
свечки, чтобы Бретей устроил твоему кузену побег. Это самое лучшее
решение проблемы. И да, кстати, вдова твоего кузена тоже опасна. О
ней тоже надо будет позаботиться.
— Фи, Шико…
Убивать женщину… — скривился король.
— Не
женщину, а вдовствующую инфанту, которая может основательно
осложнить твою жизнь, — наставительно поправил шут. — К счастью,
она любит охоту, а на охоте случается столько несчастных случаев —
просто ужас! Конь понесет… или упадет. Охотник промахнется.
Неожиданно выскочит кабан. Никто даже не удивится. Знаешь, сколько
принцев, принцесс и королей закончили свою жизнь в ходе этой милой
забавы?
— Уволь
меня от подробностей, шут, — отмахнулся Генрих. — Я не хочу ничего
знать. И не хочу быть жестоким к женщине. В конце концов, всегда
можно подобрать ей надежного мужа, который будет держать ее в руках
и делать ей детей. Это более надежный способ, чем несчастный
случай. И, кстати… если говорить о стрелках. А как же
Бретей?
— А что
Бретей? — пожал плечами шут. — Если он устроит побег преступнику,
он сам станет преступником и заговорщиком. Если выживет — станет
шелковым и тебе не придется писать Франсуа. А если погибнет… Твоего
братца уже признали королем, так зачем ему Бретей? Нет, Генрике.
Все решится тихо, скромно и без огласки. Так лучше всего, уж ты
поверь.