Когда в
резиденции королевы-матери в Тюильри регент Низинных земель
испросил аудиенции у мадам Екатерины, в приемной вдовствующей
королевы поднялся небольшой вихрь. Еще за мгновение до этого
секретарь королевы господин Л’Ане с тоской обозревал пустую
приемную, с ностальгией вспоминая, как еще каких-то полгода назад
эта приемная казалось тесной из-за толп просителей и
придворных.
Увы!
Последний проситель появился здесь пять дней назад. Мелкий
дворянчик из окрестностей Парижа просил заступничества
королевы-матери для своего сына, осужденного за браконьерство в
королевском охотничьем округе, и, конечно, мадам Екатерина сочла
необходимым продемонстрировать всем и каждому свое милосердие, а
главное, влияние на короля, несколько подорванное последними
событиями и особенно — королевской короной Франсуа, добытой без
всякого ее участия. К несчастью, и тут ее величество постигла
неудача. На прочувственную речь матери Генрих в раздражении
отмахнулся и недовольно заявил, что у него есть дела и поважней,
чем жизнь какого-то бездельника-браконьера!
С тех пор
просителей в резиденции мадам Екатерины было не видать, да и
кавалеры с дамами ее величества усиленно старались переместиться из
Тюильри в Лувр. А некоторые особо бойкие придворные и вовсе начали
рассуждать о том, будто королева-мать — это уже прошлое, а будущее
принадлежит другим людям, которых они из осторожности все же не
называли. В своей дерзости кавалеры и дамы дошли до того, что
уверяли, будто королеве-матери пора передать большую часть своих
владений его величеству, а самой скромно удалиться в замок
Шомон.
Старая
королева каждый день являлась в Лувр к утреннему выходу сына,
надеясь, хоть таким способом привлечь внимание Генриха, однако это
лишь вызывало насмешливые ухмылки придворных и раздражение его
величества. В это утро старая медичиянка поняла, что временно
должна отступить — хотя бы неделю не напоминать его величеству о
своем существовании: не приходить в Лувр, не писать, не присылать
его величеству подарки... Ничего! Необходимо было затаиться в
Тюильри и заняться внуками — Кристиной*, Луи и Шарлем**.
И вот
теперь в приемную Екатерины явился регент Нидерландов, и
королева-мать не могла не понять, что это случилось неспроста. Она
даже примерно догадывалась, о чем собирался говорить молодой
человек. Екатерина не знала подробностей опалы племянника
Релингена, но дошедшие до нее слухи были достаточно тревожны.
Сейчас она испытывала непривычное волнение, понимая, что именно это
дело может вернуть ей влияние на короля. Пусть не сразу, но
все-таки вернуть. И пусть не своими руками, но вновь возвыситься. А
еще надо было все продумать и встретить графа во всеоружии. Даже
мальчишкой этот Бретей был себе на уме…