— Лодыгина, — вставила Роза.
— Его, да, вот этого. У него, видишь, мысль, а мне, как, без
работы сидеть?
— Ну ты насчёт пропитания не беспокойся. С голоду мы тебе
помереть точно не дадим, да и крышу над головой организуем.
Социалистическая ячейка — это ж как крестьянский мир, по сути, —
улыбнулась Вера Николаевна.
— Да по миру идти-то не охота, — сказал Федя. — Ладно, в столице
заводов немало, устроюсь куда-нибудь. Только вот придётся
переучиваться. Да мастера терпеть подле себя. Да ещё на заводах за
всё штрафовать норовят — и попробуй пожалуйся... Заводской человек
несвободный, фонарщиком — лучше.
— Это не надолго, Феденька, — сказала Вера Николаевна. — Старому
режиму остаётся совсем немного. Он уже трещит по швам. Чувствую:
скоро весть о свободе прогремит на всю Россию! И не о той,
поддельной, которую прошлый тиран соизволил сорок лет назад дать,
но народ ограбил — о настоящей!
Венедикт обрадовался тому, как созвучны чувства Веры Николаевны
его собственным. Если они двое думают одно и то же, значит и в
самом деле — перемены носятся в воздухе!
А Федя сказал:
— Вот о прошлом тиране-то, кстати. Я тут за учебник истории
взялся — курса-то не окончил, а среди умных людей дураком слыть не
хочется. Про последних царей толком там ничего не написано, но мне
о них основное известно. А вот про предыдущего, Александра Второго,
там и вовсе нет. А я про него только то и знаю, что он крестьян, да
сербов, да румын освободил. И что в Петропавловской крепости умер.
Но что же там всё-таки было, в той крепости? И правда ли говорят,
Вера Николаевна, что его и до того убить пытались?
— Было такое, — ответила «экономка». — Ну, коль хочешь знать, я
расскажу. Только чаю добавь — рассказ длинный.
Федя кивнул и послушно потянулся к самовару.
— Я тоже послушаю, — сказал Венедикт. — Потом буду хвастаться
внукам, которые будут учить в школе эту историю, что слышал её ещё
при царе от самой участницы событий!
— Ну, я до внуков дожить не надеюсь, — заметила Роза. — Мы
всё-таки все — люди обречённые. Но послушаю ещё раз с
удовольствием.
— В школу играть собрались? — Засмеялась Вера Николаевна. А
затем понизила голос почти до шёпота. — Ну, бог с вами. Вот как всё
было. В семьдесят девятом году мы размежевались с теми товарищами,
которые не принимали насильственных способов противостояния режиму.
Они стремились снова и снова ходить к крестьянам, пытаться
объяснить им, что не так с царизмом, заставить думать. Мы же
поняли, что это бесполезно. К этому времени на царе, обобравшем
крестьян до нитки, были уже жизни нескольких наших товарищей,
повешенных и сгинувших в тюрьме, сошедших с ума в одиночках, заживо
погребённых в «Секретном доме». Мы решили, что гибель тирана
дезорганизует власть и всколыхнёт затравленные народные массы — и
вынесли тирану смертный приговор.