— Очевидно же, что это не свидетели, а либо сумасшедшие, либо
сообщники, которые хотят нас сбить со следа! Настоящих найдите!
— Так точно.
— А что говорит наш агент у энэмов?
— Говорит, что изо всех сил отговаривал от убийства, но его не
послушали. Слышал, что у них там был ещё один бомбист, который
ошивался около места на случай, если первый не попадёт, но ушёл, не
бросив. А про то, кто был в поезде, говорит, что они этим с ним не
делились.
— Вам известно, что этот агент бесполезен? — мрачно
поинтересовался Николай Львович. — Вы сколько ему платите?
— Пятьсот рублей в месяц. Так точно, — ответил чиновник в
обратном порядке.
— Рехнулись?! За половину этих денег можно завербовать гораздо
более полезного информатора! Пройдитесь по студенческим кружкам, по
поэтическим сходкам, по женским курсам! Поспрашивайте у фабричных,
какие агитаторы к ним захаживают! Отправьте людей к земским и
попытайтесь вывести их на откровенные разговоры! Вы обязаны найти
выходы на террористов! Каждого второго из них как правило можно
завербовать, если не за деньги, то за услуги! Умные жандармы за
пару штанов переманивают нигилистов на свою сторону, остолопы!
Николай Львович разошёлся, принялся ругать чиновника, сказал,
что провинциальная жандармерия в Саратовской губернии работает
лучше, что заевшиеся столичные «охранители». В конце концов сказал
то, о чём думал: им за месяц надо не просто раскрыть убийство
Синюгина, а разогнать, обезглавить, по крайней мере, ослабить этих
энэмов! Куда это видано, что бандиты, имя которых знает весь
Петербург, взрывают направо и налево, а полиция бессильна
пересажать их хотя бы наполовину! Чиновник кивал и со всем
соглашался. В конце концов, Николай Львович разозлился настолько,
что выгнал и его, и докладчика про выставку. Лишь после этого
сообразил он, что жандарма с особым докладом действительно лучше
послушать один на один...
— Так ты, значит, был на месте взрыва? — обратился к нему,
несколько испуганному, министр.
— Точно так, Ваше Превосходительство.
— И что же ты услышал?
— Одна баба сказала, что сын её... ну... это самое...
— Стой! По порядку рассказывай.
— Слушаюсь. Значит, когда взорвалось, там одну бабу ранило,
видно, фабричную. Другая подбежала к ней, молиться, причитать
стала. А та ей говорит: «Мол, дура я, молчала, мол, так долго, как
теперь как бы мне и не помереть со своим секретом». И дальше ей:
«Миша — царевич!».