Он быстро проглядел первую страницу, заполненную рекламой.
«Крем Казими «Метаморфоза» от веснушек», «Феномен Е. Лаво —
средство для ращения волос», «Люксфер призмы — новое единственное
изобретение для проведения дневного ровного света в самые тёмные и
отдалённые помещения», «Велосипеды «Товарищ» с большой уступкой»,
«Частная санатория для душевнобольных с отделением для хронических
морфинистов...». Здесь ничего интересного не было. Дальше
следовала часть официальная. В ней сообщалось о кончине министра
иностранных дел Муравьёва, о спуске на воду нового крейсера,
названного «Авророй» в честь какого-то старинного фрегата, и о
приглашении сведущих в спорте дворян поучаствовать в Олимпийских
играх, долженствующих иметь место при Всемирной выставке. Это всё
Мишу тоже не увлекло. Из отдела иностранных телеграмм и надеяться
не приходилось вычитать что-либо занимательное: «В Тянцзине
обстреливаются большими орудиями Иностранные концессии, причём
почти все сожжены, а американское консульство разрушено», «Колонна
Гамильтона собирается открыть сообщение между Преторией и Наталем и
воспрепятствовать соединенному действию трансваальских и оранжевых
буров», «Султан выразил горячее сожаление по поводу кончины М.Н.
Мурьвьёва», «Хедив болен заразной формой воспаления горла»...
До хедива Мише дела не было, да и до турецкого султана, в общем,
тоже. В сообщениях о заграничных делах почему-то почти никогда не
было хороших новостей: даже простого рабочего, не окончившего и
гимназического курса, они наводили на мысли, что конец света не за
горами. Пролистав результаты торгов на бирже, сообщения о
распродажах имущества разорившихся, краем глаза проглядев
театральные отзывы («за исключением одной лишь последней сцены,
проведённой с достаточным воодушевлением, всё остальное носило
отпечаток некоторой вялости и апатии, столь не свойственных
обычному нервному подъёму артистки»), Миша открыл свой любимый
раздел — городских происшествий. По чести сказать, здесь тоже редко
обнаруживались хорошие новости, но и плохие имели такое свойство,
что не наводили на мысли о конце света, а забавляли. Иногда даже,
читая о каком-нибудь крестьянине, скоропостижно скончавшемся на
Сенной площади, или попавшем под лошадь студенте, Миша испытывал
некоторый душевный подъём от того, что случилось всё это не с ним,
а с другими.