— Почему это?
— Строители сказали. Говорят, есть такой царь — народный,
истинный. Он скоро явится, плохого царя скинет и начнёт управлять
по-народному. О рабочих будет печься. А рабочих кто обижает, тех он
накажет.
— Это, что, Иисус Христос? — спросила Варя.
— Не совсем. Но наподобие... И вот, когда он придёт и воссядет в
Зимнем Дворце, тем, кто с ним, будет хорошо, а тем, кто не с ним...
ууу!
— Ересь декадентская всё это. Ты, сектант, что ль? В хлысты
записался?
— Я к тебе расположение имею и ценными сведениями делюсь! — С
важным видом ответил Иван.
Варя хотела ответить, что с его стороны лучше было бы поделиться
какими-нибудь сведениями о Мише и помочь его искать, но не
ответила. Стало ясно: на стройку пришла она зря.
***
В казарме, как и предрекала это Дуня-коммунистка, передавали
вечерннюю службу. Начальство уверяло, что это не фонографическая
запись одной и той же литургии из ближайшей часовни, а прямая
передача из самого Исаакиевского собора. Ходить в Исаакиевский
собор работницам было некогда, так что в самом ли деле там служат
вечернюю именно в этом часу, никто не знал. Да и из зарплаты за
подачу Слова Божьего прямо до койкоместа удерживали не так уж и
много: двенадцать копеек за месяц. Так что бастовать из-за
громкоговорителя в казарме никто не стал, зато теперь каждый вечер
работницы стояли лицом к нему, подпевая «Алилуйя» и крестясь в
нужных местах на новомодное устройство. Переступать через Марью и
Прасковью, идя к своему койкоместу, Варваре тоже уже не
приходилось: теперь эти товарки не лежали, а стояли каждый вечер,
но толкаться вокруг них, перелезая через пустые койки, во время
литургии было уже как-то неуместно. Приходилось обходить длинной
дорогой, вдоль всех стенок, чтобы не мешать девчатам спасать души —
их единственную собственность.
Добравшись до своего места, Варя тоже стала лицом к репродуктору
и принялась привычно кланяться, креститься и повторять за
фонографическим батюшкой выученные с младенчества слова. Только вот
покой и благоговение, кои положено было испытывать на литургии, не
шли к ней. Гнать из головы мысли про Мишу сил уж не было. Неужто не
вернётся? Неужто и правда исчез, потому что жениться не хочет? Как
сказать Ольге Саввишне? Как пережить всё самой? И главное — не
связаны ли глупости, которые болтала Скороходова, про то, что Миша
якобы подался к нигилистам, с обыском на стройке, про который
сообщил Иван? Что, если Коржов и в самом деле с нелегальными
сошёлся?! Он мечтательный, он ласковый и мягкий, он хочет от жизни
чего-то помимо рутины, имеет пытливый разум, не пьёт... Именно
такие люди и попадают в лапы всяких кружковцев, народоспасателей,
немцепоклонников!.. Сегодня он якшается со странными людьми, завтра
на него падает идолище поганое, а послезавтра он взрывается в
номере гостиницы из-за неосторожного обращения с кислотой, и его
пальцы вынимают из рагу в кафе напротив... Да уж, Варя, хоть была
необразованна, но всё же кое-где кое о чём была наслышана и знала,
как бывает! Неужели Миша ощутил в себе зов царской крови и
почувствовал, что Государь не по праву на троне?..