– Ну так ещё покажу, если тебя не вывернет, король, – сказал
Сэдрик. – Хочешь?
Кирилл кивнул. Он чувствовал мучительное любопытство и ещё нечто
тяжело описуемое.
Сэдрик протянул над тарелкой здоровую руку и что-то беззвучно
шепнул. Кирилл видел, как напряглись его мышцы, будто Сэдрик
пытался удержать на весу очень тяжёлый предмет – и кусок жареной
говядины вдруг еле заметно содрогнулся, будто по нему судорога
прошла. И ещё, более явственно. И ещё.
Зрелище было чудовищным. Кирилла замутило.
– Жареное, – сказал Сэдрик. – Жареное, с костра, скажем,
поднимать тяжелее всего. Но можно – видишь?
Кирилл схватил тарелку со стола и смахнул с неё всё в мусорное
ведро. Кошка Клёпа проводила мясо сожалеющим взглядом, но Кирилл
ничего не мог поделать с неожиданным ощущением нестерпимой
гадливости.
– Ага, – сказал Сэдрик и вдруг ухмыльнулся – весело и с еле
заметной тенью злорадства. – Понял, прекрасный государь.
Чувствительный. Молодец. Я, кстати, думал, что белые тоже мяса не
едят. Но ты, похоже, смерти до сих пор не чувствовал вовсе – потому
и не понимал до конца. Дар у тебя сильный, даже очень, но не такой
требовательный.
– Ладно, – сказал Кирилл, скрывая дурноту. Ему самому теперь
совершенно не хотелось есть, но его гость был голоден по-прежнему,
а непредсказуемость реакций Сэдрика Кирилла очаровывала. Его
хотелось изучать, как инопланетянина. – Давай, ты сам
выберешь себе еду. Смотри.
Он открыл холодильник. Сэдрик с любопытством заглянул
внутрь.
– Ледник?
– Ну да. Выбирай.
– Яйца – это хорошо, – сказал Сэдрик, чей взгляд сразу упал на
решётку с яйцами. – А это сыр, да? Что это за банка?
– Икра. Хочешь?
Сэдрик пожал плечами, тронул лимон.
– Это фрукт, да? Среди зимы? – оставил лимон в покое, отодвинул
упаковку перепелиных тушек, поднял коробочку йогурта. – А что
здесь?
– Кислое молоко. Доставай.
– А можно яйцо?
Кирилл улыбнулся, скрывая некоторую сконфуженность, вынул масло,
несколько яиц – и принялся жарить яичницу. Сэдрик наблюдал за
ним.
– Знаешь, король, – сказал он, – та твоя комната, где вода течёт
– это лучшее место, что я видел в домах у людей. Так души
праведников в раю встречают. И печь эта... Восторг, а не печь: чик
– и огонь. Любая стряпуха бы от восторга визжала. Очень тут хорошо.
Очень. Даже звать тебя отсюда – туда, домой – неловко. И жестоко...
Ты, кстати, если сыром её посыплешь, будет здорово.