На меня не обращали внимание. Пару раз ко мне подходили какие-то
люди, но чего они хотели, я так и не понял, просто проходил мимо,
не обращая внимание на окрики в спину.
В одной из подворотен я увидел тело. Вернее, сначала увидел
стоптанные подошвы сапог, выглядывающие из-за колонны в глубине
темной подворотни- в свете фонаря сверкнули медные гвоздики,
истертые о камни мостовой. В подворотне лежал очередной мой коллега
– судя по погону, висящему на одной нитке на расстегнутой серой
шинели, это был участковый надзиратель. Застывшие руки с черными
ногтями были подняты перед разбитым лицом. Рядом валялась
выпотрошенная и выброшенная за ненадобностью кобура, судя по
размеру, подходящая для моего револьвера. Ее я сунул в мешок –
потом озабочусь соответствующим ремнем с портупеей, чтобы носить
было сподручней эти полтора килограмма металла.
Сенька Епишев оказался Авксентием
Силычем, как пояснила мне разбитная молодуха, простоволосая, в
накинутом на плечи темно-сером платке, курившая у входа в
подворотню дома семнадцать по Гончарной улице. Комнатенка Силыча
была совсем крохотной, окна даже не имела – очевидно
градостроительный кодекс в части времени инсоляции жилых помещений
Государственной думой еще не рассматривался. Открыл мне дверь
изрядно помятый парень, в грязном теплом белье, с дурацкой сеткой
на сальных волосах и чадящей свечкой в руке.
- Чего хотел? – выдохнул бывший
приказчик на меня амбре застарелого перегара, махорки и гнилых
зубов.
- Авксентий Силыч Епишев?
- Он самый. – приосанился хозяин
подвальной кабинки. Видимо, кроме шлюхи, снимающей клиентов у ворот
этого нового, но уже изрядно загаженного доходного дома, его так
никто не называл.
- Записку вам требуется передать, и
на словах кое что. – я понизил голос и выразительно зашарил глазами
по затемненному пустому коридору подвала: - Вы один?
- От братанов что-ли? – Сенька
посторонился: - Давай записку.
- Сейчас, далеко запрятал. – я вошел
в комнату, зашарил рукой за пазухой, а второй, тем временем
поплотнее прикрыл дверь и задвинул щеколду.
За стеной наяривала гармошка,
слышались пьяные голоса, где-то ругались в надрыв, и громко плакал
ребенок, скорее всего, даже не один.
- Так где записка? – Парень
нетерпеливо тряс передо мной рукой с огрызенными
ногтями.
- Нету ее, потерял, наверное. На
словах просили спросить, куда ты падаль, Аню Пыжикову
увез?