‒ Думаешь, там будет то же самое, что и на нашем участке?
Я вздохнул:
‒ Да как бы не хуже. Нам-то наш квадрат потому и дали, что там
после войны сапёры уже на два раза прошлись. Что-то при тех
прочёсываниях всяко должны были собрать. А как здесь... Не знаю. По
людским потерям с обеих сторон Демянская операция вполне
сопоставима с Курской битвой. Так что, сам понимаешь... ‒ я
замолчал и развёл руками.
‒ Сколько работы... ‒ негромко протянул Пашка.
‒ Не понимаю, ‒ встряхнула головой Мэри, и её рыжие пряди
полыхнули на выглянувшем из-за облачка солнце. В голосе звучала
самая настоящая боль: ‒ Ну почему?! У нас всё не так... Чтобы у нас
так лежали... Столько лет...
Чернобурка строго глянула на меня и чуть заметно двинула бровью.
Да, мы к таким вопросам готовились, и вот время пришло.
‒ Поверите, нет, Мэри, ‒ повернулся я к русистке, ‒ но у вас
примерно так же: четверть погибших на той войне до сих пор не
найдена. Просто наша четверть больше вашей раз в пятьдесят. Вот
прямо тут, в лесах, что мы видим с этого холма, наших легло больше,
чем ваших в Арденнах, Нормандии, Окинаве и Иводзиме вместе взятых.
Собственно, ‒ тут я позволил себе грустно усмехнуться, ‒ в одной
вот этой небольшой Новгородской области, через которую не пролегали
направления главных ударов, наших погибло больше, чем американцев
на всех фронтах Второй мировой. Причём заметно больше. Представьте,
да?
‒ В это... в это очень сложно поверить, ‒ побледнела Мэри.
‒ Хотел бы я быть не прав, ‒ покивал я. ‒ Очень бы хотел...
Мэри медленно прошлась взглядом по лесам на горизонте, и вид у
неё был такой, словно она впервые их увидела.
‒ Всё равно не понимаю... ‒ повторила она потом и поглядела на
меня так, будто боялась обидеть. ‒ Сколько времени прошло. Если бы
такое было на нашей территории, то всех бы уже собрали.
Я досадливо поморщился:
‒ Понимаете, тут на небольшой полосе фронт два года туда-сюда
гулял. Вон там, за рекой, ‒ я указал на противоположный берег, ‒ на
довоенной карте обозначен крупный посёлок. Сейчас там лес. Всё было
уничтожено, полностью. Местных жителей на десятки километров вокруг
почти не осталось. Потом эти места заселяли заново, и живым было не
до мёртвых ‒ послевоенная жизнь была очень тяжёлой, с голодом. Да и
мин в этих лесах хватало, только сойди с тропинки, и каюк... Лишь в
пятидесятые кое-как разминировали, да и то не все.