Мэри стояла, склонив рыжую голову к плечу, словно ожидая
услышать от меня что-то ещё, гораздо более важное. В горле у меня
вдруг засаднило, и неожиданно для самого себя я плюнул на тщательно
выверенные объяснения:
‒ Но вы правы, так ‒ неверно... ‒ и, рубя воздух ладонью,
отчеканил: ‒ Мы будем это исправлять.
Американка недоверчиво прищурилась.
‒ Пашка, ‒ повернулся я к другу, ‒ одним нам здесь не
справиться, надо народ поднимать. Так ведь, Светлана
Витальевна?
Взгляд Чернобурки провалился куда-то вдаль:
‒ Да, ‒ сказала она глухо и покивала чему-то, ‒ не ожидала я
такого, честно... Совсем. Вернёмся, будем с товарищами обсуждать.
Есть, о чём поговорить.
‒ Хорошо, ‒ я ещё раз порадовался её правильным реакциям.
Повезло мне с ней, повезло. ‒ Ну, а я по линии райкомов пойду: надо
военно-исторический клуб делать. Помещения выделять, музей
организовывать, шефов искать... В следующем году из других школ и
институтов участников в экспедицию набрать.
Мэри решительно отбросила гильзы в сторону.
‒ Эх... А я бы тоже приехала, если бы разрешили.
Чернобурка внимательно посмотрела на неё.
‒ Мы подумаем, ‒ сказала мягко.
‒ Если все вместе возьмёмся, ‒ в разговор, возбуждённо
поблёскивая глазами, влез Паштет, ‒ за пять лет леса вычистим!
Я промолчал. Пусть пока думает так. Пусть. Главное ‒ начать.
‒ Ну что, ‒ повернулся к притихшим девчонкам, ‒ погнали назад? А
то там голодные дежурные и наш завтрак... Как бы чего нехорошего не
вышло.
Вокруг понимающе заулыбались. Лёгкое напряжение, начавшее было
витать над нами, тут же разошлось без следа. Назад мы бежали с
шутками, а под конец ‒ наперегонки.
Да, голод нас спасал. Голод и усталость. Тень истории, в этих
местах густая до неподъёмности, методично плющила благополучных
городских детей. Парни ходили промеж деревьев задумчивые, девчонки
нарыдались за работой, и та же Мэри не раз и не два оросила слезами
вовремя подсунутое плечо Арлена. Но возвращаясь в лагерь, мы думали
не о костяной ноше в клеёнчатых мешках, а о густом нажористом
супчике из тушёнки, лапши и картохи. Потом, разморённые теплом,
идущим от побагровевших брёвен, гоняли крепкий переслащённый чаёк с
дымком и добирались ломтями черняшки с салом. Ветерок лениво
теребил над штабной палаткой отрядный вымпел с журавлём; тихо
бренчал что-то сам себе на гитаре приданный нам фельдшер, настолько
ладный и пригожий, что я было заподозрил в нём ещё одного «ворона»;
в ближнем перелеске сухо постукивали ветви, а в берёзовых стволах
вовсю шло тайное движение соков.