Хевейт откладывает струг в сторону, садится на удобный чурбак,
выставив деревянную ногу.
— Матолух Быстрый был удачливым вождём. Наша хора всегда вкусно
ела, а в кошелях звенело серебро. Золотые кольца тоже были, хотя и
не у всех. Перед выходом в очередной поход Матолух мог выбирать
себе людей — желающих хватало. Мы брали лучших.
Собеседник Хевейта раздражённо дёргает щекой:
— Что, приятно вспомнить славное прошлое? Сейчас ты собираешь
жалкие плоскодонки за еду и одежду. И если не подумаешь, как
следует, будешь собирать ещё пять зим!
— Тебя не зря прозвали Шкварка. Стоит слегка подогреть, и ты
начинаешь шипеть и плеваться. А вот имя Бледдин тебе не подходит
совершенно. Волк зверь осторожный, не дурак. Ему хватает мозгов не
дразнить медведя в берлоге. Я вот вспомнил своего хорунга, быстрого
и удачливого. Глупцом он не был. Помнишь, как он кончил? Я был
рядом, когда его шею захлестнула петля. Когда его труп волокли на
костёр, от него здорово воняло – перед смертью мой вождь обгадился,
как мающийся животом младенец.
Бледдин Шкварка пытается выхватить нож, но рука не находит
рукояти.
— Твой? — показывает кривое лезвие старый кормщик. — Видишь, как
просто с такими, как ты? Довольно ма-аленькой приманки, и дурень
сам лезет на нож, даже не замечая, что это его собственный клинок.
А здешний хозяин куда умнее моего покойного хорунга. Готовые к
плаванью корабли в сараях, это ещё и способ избавиться от дураков,
Шкварка. Тебя мне не жаль, но гнилыми разговорами ты можешь сбить с
толку кого-то из стоящей молодёжи. Тех, что поленятся подумать сами
или спросить совета у старших. Так вот, Бледдин, не бросишь
подбивать людей — свернёшь себе шею в лесу. Или бревном на стройке
зашибёт. Хочешь сбежать — беги, но, если ты перед этим пустишь
местным хоть каплю крови, лучше заколись сам, потому что оборотни
будут гнать тебя до самой Сканды.
Хевейт одноногий презрительно смотрит на сцепившего зубы
Бледдина.
— Вру, не придётся им бегать так далеко — выпотрошат через день.
Но отвечать ты будешь только за себя. Нож верну перед ужином.
Убирайся из моей мастерской, дурень.
***
Отужинав, люди не расходятся по домам и баракам, а группами и
поодиночке тянутся к подножию того самого холма, на котором по
утрам молодёжь собирается на утренние медитации. Рассаживаются на
склоне. А на лугу в специальных стойках мальчишки, гордые таким
поручением, укрепляют несколько факелов. Негромко плещет стекающая
по остановленному колесу вода, на луг, в мерцающем свете факелов
Роман и женщины его семейства кажутся загадочными и незнакомыми.
Люди ждут.