Через год после покупки телик начал помехами барахлить. От удара
они вмиг исчезали, но не стоять же вечно с занесенным кулаком,
поэтому папа где-то добыл резиновый молоток, примотал его к ручке
из-под швабры и назвал это "дистанционным управлением". Работает
замечательно, теперь с дивана можно не вставать.
А у меня в комнате телевизора нет, и он мне не нужен! Всем
нужен, а мне – нет! Не люблю я его. Там показывают одну ерунду.
Каналов целых два, но зачем их так много, ведь они друг от друга не
отличаются. Хотя бывает и хорошее. Редко, но бывает. Мультики,
вроде "Тайны третьей планеты", или фильмы – "Человек-амфибия",
"Приключения Электроника".
А моя мама, ее зовут Таней, смотрит все подряд. Я бы с ума
сошел, а она не сходит. Часами сидит перед телевизором и не сходит
ни с ума, ни с места. Что-нибудь делает, например, штопает носок,
надетый на электрическую лампочку для удобства штопания, и смотрит.
Сейчас она в сотый раз пересматривает кино про то, как три девицы
приехали в Москву по-всякому устраивать свою жизнь и плачет.
Название фильма – "Москва слезам не верит". Мама плачет не потому,
что расстроенная, а потому, что "близко к сердцу принимает". Но как
можно принимать такую скукотень близко к сердцу?
Конечно, не каждый день она подолгу перед теликом. Времени нет.
С чертежами по вечерам, как папа, она не возится, но приходит
поздно, и дел по дому невпроворот. Приготовить есть, вымыть посуду,
постирать, зашить, вытереть пыль – только кажется, что просто.
Работает мама лаборантом. Дед как-то сказал, что "лаборант –
разновидность инженера, обитающая среди колб и пробирок". Такие он
выдавал шутки. Мама смутилась, не зная, что делать, смеяться или
обидеться, и мой папа (сын дедушки), тоже растерялся. Дед тогда
хмыкнул и извинился перед мамой. Он частенько оправдывался за свой
юмор, не все его понимали, а дедушка был все-таки очень добрый,
хотя по виду и не скажешь. Высокий, жилистый, широкоплечий, с
лицом, как у пирата из книги, даже со шрамом на щеке.
Никогда не извинялся он лишь перед своим сыном. А шутил над ним
так, как ни над кем другим. Временами совсем не смешно.
Но дедушка умер, и мы теперь одни.
Папа с мамой у меня – ровесники (как странно так говорить о
родителях), им по тридцать с небольшим лет. Когда-то давным-давно
они учились в одном институте и в одной группе, так что
познакомиться было немудрено. Учились на вечернем факультете, на
дневной перейти не могли, поскольку днем работали, причем на одном
заводе – том самом, "живых памятников". Не инженерами-лаборантами –
ими без высшего образования не стать, а рабочими. Рабочими
работали, как еще сказать? В цеху, можно догадаться, тоже в одном.
Формовочном, там специальный бетон в железные футляры льют, делают
грубые бормочуще-шевелящиеся копии начальников советского
государства, в основном прошлых, но и настоящих тоже, а затем
отправляют их по конвейеру дальше.