Но он продолжал находиться в сознании, более того, пробормотав
вслух, стал мыслить яснее.
– Это контузия называется, – доктор поправил что‑то рядом с
подушкой, – завтра на ЭЭГ свозим. Ещё раз посмотрим, чего там у
тебя происходит.
Леха цеплялся за каждое слово, вытягивая себя в жизнь, как
когда‑то на уроках физкультуры в школе забирался под потолок по
канатным узлам, опережая старшеклассников. Однако ноюще‑тянущая
боль в одном интимном месте не давала ему покоя. Он скосил глаза на
деловито перетыкающую капельницы медсестру, и, понизив голос до
шипящего шепота спросил:
– Мне член оторвало, доктор?
Брови врача дернулись в смешливом подскоке, он посмотрел куда‑то
в сторону лехиных чресел, затем также негромко ответил:
– Нет, вроде на месте он у тебя. А что за проблемы? Паническая
атака?
– Какая‑то боль… Прям тянет, – прошелестел Малыгин и тоже
попытался поднять голову, чтобы увидеть лелеемое хозяйство целым и
невредимым.
В голове от этого действия что‑то болезненно толкнулось. Он
закрыл глаза, пережидая.
– Это катетер тебе вставили урологический. Такой, общевойсковой,
пластмассовый… Так что не шевелись пока, воин, – доктор
успокаивающе придержал его за гипс на руке, – всё в своё время
увидишь. Ноги как? Чувствуешь чего?
– А? Ноги? – Леха прислушался к своим ощущениям, – нормально
вроде. Мерзнут. Особенно левая.
Доктор как‑то странно покачал головой, но ничего не сказал.
Повернулся, дал короткое указание медсестре.
Леха вновь почувствовал налипающую сонливость, сместившую
приступ мигрени, и в надежде, что это скоро пройдет, заснул.
Он не видел, что в помещение вкатили ещё одни носилки, с
обгоревшим танкистом, а соседа, омоновца, подорвавшегося на фугасе,
увезли на операцию. Ещё двое контрактников, лежащие на аппаратах
ИВЛ , словно братья‑близнецы головами друг к другу, были привезены
из Грозного, после штурма Минутки . Врач лишь списал какие‑то
данные с попискивающего аппарата, оставив их без перемещения.
В следующий раз Малыгин пришел в себя под утро. Вокруг
обгоревшего соседа суетливо дергались фигуры в белых халатах,
гремели капельницы, раздавались негромкие команды. Пока Леха
ворочал головой, пытаясь рассмотреть происходящее, каталку с
коллегой по несчастью увезли из реанимационного помещения.
В коротких репликах переговаривающихся медиков похоронно
прозвучало слово «Всё». Наступившая после этого тишина внесла
окончательную ясность. Танкист умер.