— Ну, сказывайте, — велела она, когда мальчишки уплели по
первому пирожку.
Токмо за щеками трещало!
— Бажен рогнедкиного жениха робичичем назвал, — выпалил поспешно
Желан. — Мы слыхали, как он дядьке Храбру признался.
— Ох, — вздохнула Звениславка, поднеся ладони к щекам.
Стало быть, вот как все обернулось. Не диво, что отрок пред
князем смолчал. Такое-то вслух произнести… уж лучше порку
перетерпеть. И как токмо язык у негодника, у Бажена, повернулся
сказать!
— А дядька Храбр что? — спросила она, через силу улыбнувшись
довольным близнецам.
— А еще пирожок?
— Ну ты и наглец! — она щелкнула по лбу Желана и в притворном
возмущении скрестила руки на груди. — Совсем сестрицу заездили!
— Отругал Бажена-то, — Ждан пожал плечами. — И велел
помалкивать.
— Знамо дело. Батюшка ваш за такое-то осерчает люто. Союз ведь
заключили они нынче, — Звениславка кивнула. Потрепала близнецов по
темным, отцовским, волосам и подтолкнула к двери в сени. — Все,
ступайте, ступайте. Совсем заболтали меня!
***
На пиру во всеуслышание молвили, что не далее как через три дня
отправится князь Ярослав с невестой своей да дружиной домой.
Заждались его в тереме на Ладоге, да и порядочно он загостился уже
у славного князя Некраса Володимировича. Пора и честь знать.
Увозить княжну Рогнеду в ее новый дом, устраивать там великий
свадебный пир. Молодцы его под неустанной заботой госпожи Зимы
совсем оправились, и рвется в родную избу едва вставший на ноги
воевода Крут.
Так сказал Ярослав Мстиславич, поднимая кубок за здравие Некраса
Володимировича и всей его семьи.
«Кто же объявит о таком Рогнеде», — тотчас помыслила
Звениславка, услышав его слова.
По обыкновению, она прислуживала за столом: подносила напитки
дядьке и его гостю. Раньше еще сидели подле них воеводы, но один
лежал нынче на лавке, борясь с недугом, и перед самой вечерей
сказался больным воевода Храбр. Чает не встречаться с князем после
утренней драки, решила Звениславка. Тем паче, ведает, из-за чего
все случилось промеж его сыном да княжьим отроком.
Против воли Звениславка заулыбалась накануне, когда вошел в
горницу и сел за стол Горазд. Про Ярослава Мстиславича многое
болтали в тереме, и Звениславка отчего-то волновалась за чужого,
незнакомого ей мальчишку… как бы до смерти не прибил свирепый
князь.
Но отрок сидел за столом и ел, и улыбался в ответ на рассказы
кметей, и у Звениславки теплело на душе. Слишком близко она приняла
к сердцу ту драку, которую и увидела-то случайно. Она так
пристально всматривалась в отрока, что все же углядела у него на
шее у самого ворота рубахи красные полосы от плети.