Когда кмети вышли из горницы, князь посмотрел на знахарку. Та
доставала из корзинки и деловито раскладывала на длинном дубовом
столе свои снадобья: горшочки, мешочки, бутыли. Порой госпожа Зима
гладила свое обручье, торквес, подносила к губам пальцы и что-то
шептала, будто заговаривала.
— Поставь моего воеводу на ноги, госпожа, — не приказал —
попросил — Ярослав Мстиславич. — Отблагодарю тебя, как скажешь. Что
хочешь — токмо скажи. Исполню.
— Не бросался бы ты такими клятвами, князь. Опасно, — знахарка
посмотрела на него, прищурившись, и покачала головой. — Там видно
будет. Не в силах я пообещать тебе что-то. Не ведаю, сдюжу ли
я…
Госпожа Зима выглядела растерянной. Она будто удивлялась своим
же словам. Будто никогда допрежь не сталкивалась с тем, что не
сдюжит кого-то исцелить.
— Коли понадобится тебе что — скажи! Мне али отроку моему, —
князь указал рукой на стоявшего в сторонке Горазда. — Все
исполним.
— Отпроси у княгини девочку, Звениславу, мне в подмогу. Пусть
сидит здесь при воеводе. Да не вели входить сюда никому без моего
дозволения, — знахарка накрыла торквес на груди ладонью. — Больше
мне ничего не потребно.
Горазд перенес из горницы свои пожитки и вещи князя в клеть
внизу, где ночевали кмети из молодшей дружины, и потянулись долгие
дни ожидания добрых вестей от знахарки.
Госпожа Зима редко выходила из горницы и оставляла воеводу Крута
без своего присмотра. Днем ей подсобляла Звенислава Вышатовна.
Княгиня Доброгнева крайне нехотя исполнила просьбу Ярослава
Мстиславича и дозволила княжне отвлечься от своих дел в тереме. Тем
паче, прибавилось их нынче, когда Рогнеду Некрасовну, княжескую
невесту, в горнице заперли за непослушание да вздорный нрав.
На ночь же знахарка всегда оставалась в горнице одна и строго
настрого воспретила отворять дверь после захода солнца и до его
первого утреннего луча.
Все в тереме шептались, что она ворожила.
Ярослав Мстиславич ходил черен лицом. Расспросы челяди да воинов
ничего не дали; дознаться кто, да когда, да как, да почему отравил
воеводу они не смогли. Знамо, князя это не обрадовало.
В тереме на него стали поглядывать с опаской. Горазд слышал
шепот слуг, видел, как смотрели ему в спину теремные девки. Не
диво, что вскоре кой-какие стали жалеть княжну Рогнеду, запертую
строгой матушкой в горнице. Может, не напрасно княжна будто
каменная на пиру, где ее просватали, сидела. С таким-то лютым
женихом!.. Станешь тут не токмо каменной.