— Что нашел? — выдавил Ярослав Мстиславич сквозь зубы.
— Перунов оберег. Дядька Крут забрал себе и тебе велел не
сказывать.
Не зря эта мысль точила Горазда уж второй день! Нашел он нечто
шибко важное и для воеводы, и для князя. По скудомыслию своему он
не разумел, отчего да почему. Но не стал бы князь просто так
тревожиться.
— Как этот? — Ярослав Мстиславич вытащил из-под рубахи длинный
шнурок с Громовым колесом.
— Токмо там молот был. И на цепочке, — отроку приходилось
задирать голову, чтобы смотреть князю в глаза.
Чтобы найти оберег, князь приказал вывернуть наизнанку седельные
сумки и иную поклажу воеводы. Горазд поискал даже на конюшне в
стойле у лошади дядьки Крута, но все попусту. Мальчишка уж стал
терзаться, а вправду ли он видел тот оберег да держал в руках? Уж
не помстилось ли ему?
— Ты кому-то говорил об обереге? — спросил его князь, когда
перунова молота не оказалось и в последней сумке воеводы.
— Нет, княже.
— И впредь молчи. А как воевода очнется — я с ним потолкую. Коли
б он сказал мне сразу, да ты не солгал… все было бы ино.
***
Когда услышали крики про пожар, Горазд с Вышатой да другими
кметями повскакивали с лавок в чем мать родила. Токмо успели портки
натянуть да ножны с мечами похватать, прежде чем вывалились из
клети на холодный ночной воздух.
По коже тотчас рассыпались гусиные лапки да красные пятна;
правда, мОлодцы их не замечали. Бросились, кто куда — расталкивать
слуг, коли кто спал еще, выводить из конюшни лошадей, таскать воду
из колодца, будить князей да их домочадцев на другой стороне
терема. Горазд побежал туда. Ярослав Мстиславич нынче в клети с
дружиной не ночевал; верно, в горнице с дядькой Крутом остался.
На княжеской стороне терема хватало подмоги. Два кметя стащили
по всходу и вынесли в сени сынишек Некраса Володимировича; кто-то
звал княгиню Доброгневу. Нужно было подсобить и вытащить, покуда
можно, из горниц сундуки с добром, и Горазд взялся за один из них.
Склонился и почувствовал, как вздулись на спине следы от плети.
Терем заволокло едким дымом; от него слезились глаза, а из груди
рвался надсадный кашель. Уж который пожар на памяти Горазда, но
досель не видал он такого. Чтоб дым глаза резал так, что нет мочи
смотреть!
Непрестанно кашляя, он вытащил кое-как в сени сундук и
тяжеленный мешок. Порадовался, заслышав брань дядьки Крута — сразу
несколько молодцев снесли его по всходу. Стало быть, все с ним
ладно, коли браниться начал. Потом отрок впопыхах и темноте налетел
на Ярослава Мстиславича.