«Так ей и надо, так и надо! — сжав кулаки, кипел злобой Горазд.
— Такое сотворить! Себя, отца, род… князя Ярослава Мстиславича
обесчестить!»
— Заприте… заприте этого вымеска! — дрожащим от злости голосом
велел Некрас Володимирович, указав на своего десятника.
Тот все висел тяжелым мешком в руке Ярослава Мстиславича и особо
не противился. Когда его уводили, он вскинул в кровь разбитое лицо
и скривился.
Люди в толпе отвлеклись на десятника, перешептываясь, и никем не
замеченной на крыльцо проскользнула вторая княжна. Звенислава
Вышатовна сняла с себя покрывало и, опустившись перед Рогнедой на
корточки, накинула его ей на вздрагивающие, трясущиеся плечи. А
сама осталась в одной исподней рубахе. Диво, что следом за ней на
крыльцо запрыгнули сыновья Некраса Володимировича. Мальчишки стали
по обе стороны от сестры и склонили насупленные головы.
Их отец словно отмер.
— А ну-ка в терем все! Живо! — закричал он на домочадцев,
схватил дочь за руку и вволок ее в сени. Княгиня Доброгнева
поспешила за ним, едва ли не за уши уводя близнецов с крыльца.
Сгорбившись под тяжелым взглядом Ярослава Мстиславича,
Звенислава Вышатовна забежала в дверь следом за тетушкой. Князь
среди толпы выхватил глазами воеводу Крута, кивнул ему, указывая на
терем, развернулся и вошел в сени.
Толпа вокруг Горазда и Вышаты разом заговорила, загомонила. При
князьях люди не шибко решались, а как скрылись те в тереме — тотчас
принялись чесать языками.
— Безсоромна девка, — не выдержал и Вышата.
Он примолк, когда мимо проковылял воевода Крут. Оба дернулись к
нему подсобить, и обоих дядька вытянул бранным словом.
— Видать, окреп, — хмыкнул ему вслед Вышата и, глядя на терем,
покачал головой. — Что-то будет нынче. Наш князь и забить ее
вправе.
— Вправе… — отозвался Горазд. — Эдакую шлёнду я б не токмо
забил! — прошипел он, стиснув кулаки так, что побелели
костяшки.
— Тише ты, — шикнул на него Вышата. — А ну услышит кто
чужой!
— Уж скоро все княжество прознает, и побежит слава о княжне
далеко за его пределы, — с ожесточением возразил Горазд.
Все для него было уже решено и все ясно. Такой срам! Такой
позор!
Смотря на него, Вышата поежился. Перед рассветом в степи воздух
был самый студеный. Люди неспешно уходили от крыльца, судача. Про
пожар уж успели все позабыть: какой там, тут княжна
опростоволосилась, опозорила род да отца.