- Я вот еще что замыслила, Никита Петрович, - между тем,
продолжала девушка. – Коли воля твоя на то будет, так мы б с
Федором на посад тихвинский перебрались, лавку открыли б или
рядок.
Тут Серафима стала совершенно серьезной, даже насупилась:
- Ты, господине, не думай, в накладе не останешься. Мы те с
лавки кажный месяц платить будем, сколь скажешь! Пусть и немного,
однако же – постоянно. Вернешься со службы – а тут тебе
денежка.
- Денежка – это неплохо, - пригладив бородку, задумчиво протянул
молодой человек. – Я б так и сделал, как ты сказала, однако же…
Юрьев день-то государь давненько уже отменил, забыла?
Серафима спала с лица…
- Отменил, да… Я и запамятовала.
- Ничего, девица, не журись! – взяв девчонку за плечи, успокоил
Бутурлин. – Что-нибудь да придумаем, да.
И впрямь, тут надо было думать. Государевым сборником законов –
«Соборным уложением» - переход крестьян от своих хозяев был строго
настрого запрещен. Не как в старые времена: пришел в ноябре день
святого Георгия (Юрьев день), заплатил помещику аль боярину
пожилое, ушел… ныне же, увы…
- Придумаем что-нибудь, - снова заверил Никита Петрович.
Погладил девчонку по голове, откашлялся:
- И вот тебе мое слово. Вижу, девушка ты не по годам умная,
рассудительная…
При таких-то словах юная холопка зарделась, словно аленький
цветок, видно было – похвала барина ей очень приятна, очень-очень!
Все ж таки добрый человек Никита Петрович, добрый и умный… иной бы
давно бляд…щей навал, да прогнал бы в шею!
- Так вот, раз уж ты такая разумница, - ничтоже сумняшеся,
продолжал Бутурлин. – Назначаю тебя ключницей!
- Ключницей?! – Серафима недоверчиво покусал губу. – Правда?
- Правда-правда, - спокойно покивал молодой человек. –
Прежняя-то моя ключница, сама знаешь, померла. А новую назначить
все как-то руки не доходили… Теперь вот – дошли.
- Так в деревне ж и постарше меня есть, - старательно пряча
радость, девчонка шмыгнула носом.
- Постарше – не значит умнее, - хмыкнул Бутурлин. – Сказал –
будешь ключницей, стало быть – будешь. А по-осени, как водится,
свадьбу сыграем. Коли Федор твой не раздумает…
- Не раздумает. Никуда он не денется. Никуда… Ой, милостивец ты
наш, свет Никита Петрович! Коли так и пойдет… Век за тебя бога
молить буду, век!
Порывисто соскочив с ложа, Серафима бухнулась на колени, как
была – голенькая, растрепанная, смешная… и невероятно желанная!