— Поехали. — Скомандовал, обшаривая окрестности своим "радаром".
— Нет вокруг никого.
Отказавшись от протянутой Сергеем фляги, лёг боком на обтянутую
дермантином скамейку. Сейчас лучше не пить, я нужен трезвым.
Фёдор с Сергеем сидели вдоль протиположного борта, а Никита
рядом со мной – придерживал рукой мою тушку от падения. Смотря на
их лица не смог удержаться от комментария. — Вы, как на похоронах.
Сделайте морды попроще. Всё живы, а это главное.
— Коля. Я тогда не видел всего, но сейчас... Это сколько людей
ты уже убил?
Сглотнув накопившуюся во рту слюну, ответил. — Не считал. Но
сколько бы не было, этого не достаточно. Каждый из них, — Я показал
назад. — мог убить одного, или больше. Теперь не убьёт, и
какой-нибудь русский Ваня будет жить. Ты, Фёдор Михалыч, меня
оскорбить хочешь? Зверем выставляешь?! Тебе рассказать про зверства
фашистов?!
Меня трясло от злости. Видать память предков проснулась. У
одного деда с войны три брата и отец не вернулись, у другого вообще
никого не осталось. Сами все покалеченые вернулись. Бабушки в войну
трудились, детей поднимали.
— Помоги подняться. — Я протянул руку. — Алекс, останови.
Дождавшись, когда двигатель замолчит, встал за пулемёт и сделал
восемнадцать прицельных выстрелов. — Поехали, Алекс.
Посмотрел на здоровяка с вызовом. — Теперь, на восемнадцать
больше.
Сел обратно. — Знаешь, я слышал стихи. Не помню их полностью, в
памяти лишь пару строчек. Раз фашиста убил твой брат, это он, а не
ты солдат. И, вот ещё. Если немца убил твой брат, пусть немца убил
сосед, это брат и сосед твой мстят. Понимаешь? Не ты, Фёдор
Михалыч, а кто-то другой. Я чересчур много убил, ты так считаешь?!
Так вот, Федя. Сколько раз увидишь фашиста, столько раз и убей.
Растерявшиеся от такого напора, парни молча выслушали мой
сумбурный экспромт. Фёдор, с виноватым видом, попытался что-то
объяснить, но замолчал, увидев, что я опять встаю к пулемёту.
— Тды-тды... Тды-тды... — Троих.
***
Когда лейтенант Сиверцев увидел знакомый обрис
бронетранспортёра, он широко перекрестился, забыв, что, вообще-то,
является ярым атеистом. — Слава тебе господи. Вернулись. — А, когда
увидел стоявшего в окружении командиров молодого паренька, шёпотом
добавил. — Наручниками к себе прикую. — На что Николай обернулся и
скрутил ему фигуру из трёх пальцев.