Задание было предельно ясное – организовать доставку пораженных к самолету, который выделил для этой цели генерал-полковник Иванов. Самолет находился в Борисполе.
Проходя мимо группы офицеров, стоящих в рекреации, краем уха я услышал слово «эвакуация». Внутри у меня все похолодело, так как слово «пораженные» при этом не упоминалось.
– Неужели дошло до этого? Да ну, не может быть… Вывезти город – это же не на бумаге… Чепуха какая-то…
В ресторане, находившемся совсем рядом с Белым домом, гремела свадьба. Сначала кричали «Горько!», а потом протяжно:
– Ра-а-аз! Два-а-а! Три-и-и!
В кинотеатре «Прометей» открылись двери и вывалила густая толпа.
В детское кафе на пристани шли мамы с детьми.
А под развалинами блока уже был похоронен В. Ходемчук, уже умер В. Шашенок, начали «тяжелеть» некоторые пораженные, уже задумывались об эвакуации, уже… уже… уже…
Время летело страшно быстро, а дела делались так медленно. Пришли заказанные автобусы – два свежевымытых «Икаруса».
Пассажиров было не так много – двадцать четыре человека и двое лежачих, для которых была выделена «скорая помощь», но я заказал именно два автобуса. Рейс особый, никаких срывов быть не должно. Я даже похолодел от ужаса, когда представил, что автобус сломался и мы стоим на ночной дороге! Много времени ушло на подготовку документов: заполнялись истории болезней, записывались результаты анализов, оформлялись акты о несчастных случаях и проч., и проч. Подобрали врача и медсестру (фамилии сейчас уже не помню), которые должны были сопровождать этих ребят до самой клиники (забегая вперед, скажу, что их самих потом госпитализируют в эту же клинику). Мне казалось, что все тянут резину, работают недостаточно быстро, медлят, и я постоянно подгонял Владимира Александровича. Совсем недавно он сознался:
– Знаешь что, Юрьевич, чудом я тебя тогда на фиг не послал, сам не знаю, как и вытерпел, все нервы ты мне вымотал.
Как бы там ни было, но около десяти вечера мы начали погрузку. Больные выходили по одному. Полосатые пижамы, серые землистые лица. Нет шуток, подначек, которые так обычны, когда собираются три десятка мужиков, но нет и жалоб, стонов. Они молчаливы и сосредоточенны. Всё, двадцать четыре. Теперь выносят носилки. Несколько парней в пижамах, молча стоявших у дверей, разом повернули головы. Человек на носилках полностью забинтован. У уголочка рта, прикрепленная кусочком белого пластыря, торчит тоненькая прозрачная трубка. «Кислород», – понял я.