Но меня больше интересовал
Прокладчик. Всю дорогу от холма я разглядывал только его.
Потрясающее зрелище!
Честно признаюсь, когда речь
заходила о Прокладчике, я рисовал в своём воображении некую машину.
Какой-нибудь вездеход на гусеницах, вбивающий столбы и
разматывающий волшебный кабель. Или экскаватор, роющий траншею, и
опускающий провод в неё. В общем – представления человека из
технократического мира.
Настоящий Прокладчик оказался живым
существом, а не машиной. Больше всего он походил на динозавра.
Трицератопса, например. Огромное туловище, массивная голова –
только вместо костяного воротника, у него были загнутые назад шипы,
шесть или семь штук – а также толстый хвост и слоновьи
ноги-колонны. Каждая из таких ног была высотой метра три. Чтобы её
обхватить, надо было взяться за руки четырём взрослым мужчинам.
Голова возвышалась на уровне второго этажа – под ней спокойно можно
было пройти, даже не пригибаясь. Тупой зазубренный клюв внушал
ужас. Одним движением Прокладчик мог откусить голову – да что там,
голову – он мог запросто оторвать верхнюю половину туловища, как
лошадь отщипывает травинку.
Но больше впечатляло не это. У
Прокладчика был панцирь: огромная перевёрнутая улитка, вросшая в
спину. Гигантская спираль, диаметром, наверное, метров десять. Она
тускло светилась, точно угасающий фонарь в матовом стекле, и плавно
меняла цвета. Выглядело это как бензин в грязной луже или как
поверхность мыльного пузыря, готового вот-вот лопнуть. Но хрупкости
в панцире не ощущалось. Наоборот, он казался прочнее всего, что нас
окружало: камней, деревьев, фиолетового магического барьера.
Я уже сказал, что панцирь напоминал
скорлупу гигантской перевёрнутой улитки. В той части, где из
скорлупы должна была торчать голова моллюска, выходило яркое
свечение. Оно состояло из множества воздушных нитей. Те сплетались,
проходя над хвостом чудовища, спускались к земле и стягивались во
что-то более плотное, упругое и почти не светящееся.
Это была магическая нить. Толщиной
она едва превышала бедро взрослого человека, и больше напоминала
питона, уходящего в бесконечность. То, что нить была живой, я понял
с первого взгляда. Живой, мерцающий, переливающейся в ночи, как
панцирь существа, её породившего, а также слабо пульсирующей.
Действительно: не то змея, не то артерия, по которой струится
магическая энергия. Зрелище впечатляло. Нить шла в полутора метрах
над землёй, покоясь на врытых через каждые двадцать шагов столбах.
Она пролегала параллельно дороге, и терялась в темноте, среди
холмов и деревьев.