– Хитёр ты, пане гетман, – с сомнением покачал головой Орлик. –
Однако же и по твоему слову может сделаться. Ежели Кочубей с Искрой
не упрутся.
– Упрутся – тогда и казнь учиним. Дурням урок. А я мыслю,
надобно тоньше политику вести. Тогда и вся Малороссия за нас
встанет, не за царя. Грозен Пётр и скуп, а я стану милостив и щедр.
К кому пойдут?.. То-то же.
– Казна у нас не сказать, чтоб богата была, пане гетман. Из чего
награды раздавать станем?
– Не со всеми Пётр скуп, – хмыкнул я. – Коли придержим себе все
сборы без изъятия, да провиантские магазины доверху набьём, то и
будет чем щедрость проявить. А царю отпишу, будто для него
стараюсь. Мне – поверит.
Я видел, как восхищение подобной хитростью боролось у Орлика с
недоверием. Но с каждым словом последнее постепенно таяло.
Последняя моя короткая фраза – «Мне – поверит» – окончательно
развеяло все сомнения.
– Добре, пане гетман, дуже добре, – сказал генеральный писарь –
по европейским понятиям канцлер, между прочим. – А с донскими ты
верно поступил. Булавин – дурень. Нет, чтобы универсалы издавать,
законы новые вводить – он письма рассылает, зовёт всех на разгул…
Таких давят. Скоро либо нет, но давят. Иное дело ты, пане гетман: у
тебя мысли державные.
«Мягко стелет, да что-то жёстко спится тебе, старый гриб, –
хмыкнул я, адресуя эту мысль Ивану Степанычу. – Смекаешь, к чему я
клоню?»
Мазепа промолчал. Лесть Орлика была ему приятна, и он,
прожжённый интриган, даже не подумал, что за нею может крыться
что-то ещё… Вы будете смеяться, но я сразу разглядел то, чего не
замечал – вернее, не желал замечать – гетман: в лице Пилипа он
пригрел ту ещё кобру. Проще говоря, подвернись случай, Орлик
«сделал» бы своего благодетеля точно так же, как тот «сделал» всех
своих покровителей и заступников. Что ни говори, достойный
преемник, и другие такие же, пусть и не столь изворотливые.
Молодец, гетман, собрал великолепную команду.
– К этим бы мыслям да державу, – хмыкнул я. – А что, Пилип,
может и правда о нашей державе подумать? Уйти и от царя, и от
короля, и от султана? У Хмеля ведь едва не вышло, малого не
хватило… Что скажешь?
– Не удержим, пане гетман, – что ни говори, а Орлик был
реалистом. Либо попросту никогда не ставил на независимость, что,
скорее всего, гораздо ближе к истине.
– Твоя правда, не удержим… Эх, в мою бы молодость да нынешнюю
власть… Бог с ними, Пилип. Сделаем то, чего король хочет – ныне сие
единое, что нам поможет головы на плечах сохранить. Тебе самое
важное доверю: составить письмо королю шведскому. Без его силы
здесь мы недолго царя морочить сможем. Завлекай его провиантскими
магазинами, да зимними квартирами, да подмогой от запорожцев.
Напиши ещё, что по весне купно на царя сможем выступить. Но гляди,
чтоб никто того письма, кроме нас с тобою, не видел. Довольно уже
доносов.