- Если бы вы оказали любезность ввести нас в курс дела. -
попросил Пушкин.
- Само собой, Александр, я введу вас в курс дела. - фыркнул
посол. - Это моя прямая обязанность и долг. Но для начала вы должны
отдохнуть. Законы гостеприимства в Порте не отличаются от наших по
существу.
- Мы ничуть не устали, Апполинарий Петрович, - соврал Пушкин, -
я ведь вижу, что вы разрываетесь между этикетом и необходимостью.
Уверяю вас, для нас нет такого этикета, который не уступит место
необходимости.
- Если речь не идёт, разумеется, о чести женщины. -
спохватившись, добавил поэт.
- Добро. - посол вновь сменил вид, мгновенно преображаясь в
доброго дядюшку. - Тогда пройдемте в турецкую комнату, прошу вас. -
указал он путь.
Помещение, в которое они вошли, выглядело небольшой залой
устланой коврами и со стоящими кругом диванами.
- Располагайтесь. - предложил Бутенёв, сам подавая пример.
Едва все уселись, как посол громко хлопнул в ладоши. Тут же в
дверях показалась толпа слуг, разодетых в турецкое. В руках они
держали длинные трубки и тазики. Ловко расположившись около каждого
гостя, слуги поставили тазики на пол, уперев в них трубки, после
чего жестами предложили их опробовать.
- Вот это понимаю - чубук! - заметил Безобразов разглядывая
длинное, в сажень, творение украшенное янтарем и драгоценными
камнями.
- Здесь важно запомнить две вещи. Первое - гость не должен
совершать лишних движений. Даже наклонять голову. Это неуважение к
гостю, если тот будет вынужден двигаться. Потому чубуки такие
длинные. Второе - вежливость в том, чтобы гости вкусили дым
единовременно. Но не долго.
- То есть?
- Вдохнуть трех раз будет довольно.
Посол хлопнул в ладони ещё раз и слуги ловко удалились со своими
приборами, не тратя лишнего времени. Зато с другой стороны в залу
вошла вторая группа слуг, с маленькими серебряными подносами с
чашечками кофе которые сверху прикрывали руками. Кофе было подано
так же одновременно.
- Так мало? Здесь всего полглоточка. - заметил Безобразов.
- Таков этикет. - развёл руками посол. - Нужно следить за
одновременностью подачи, чтобы никого не оскорбили задержкой. Даже
секундной.
- Но если слуга просто замешкается, - спросил Пушкин, - а кто-то
решит будто это специальное оскорбление, тогда...
- Если слуга "просто замешкается", - перебил поэта Бутенёв, - то
его столь же просто убьют, а вам принесут глубочайшие извинения,
которые придётся выслушивать более часа. Потому "просто" никто не
замешкается.