Фуражки на мне нет, где она – понятия не
имею, поэтому не могу ничего снять с головы. Просто стою над его
телом и читаю про себя «Отче наш».
- Отвоевался наш соколик, - произносит
кто-то возле меня и часто крестится.
Это один из пехотинцев Кошелева,
возрастной уже, невысокого роста, в шинели как говорится «на
вырост». Как он только сам себе на полы не наступает?
Подходит Скоропадский, его лицо в
крови.
- Вы ранены?
- Что? – Он спохватывается. – Говорите
громче, я ничего не слышу?
- Говорю, вы ранены? – почти кричу
я.
Он слабо улыбается.
- Меня контузило. Ничего не слышу.
- Надо показать вас нашему врачу.
Соня уже тут как тут. Вместе с преданным
как собака Скоробутом занимается раненными.
Привлекаю её внимание, показываю на
офицера. Она кивает.
Скоропадский протестует.
- Пусть сначала займётся настоящими
раненными. Я же сказал – у меня пустяк, лёгкая контузия.
Закончив перевязку одного из бойцов,
Соня подходит к Скоропадскому. Тот слабо улыбается.
- Н-не надо!
Но берегиня его не слушает.
Я же иду вдоль окопа, оценивая масштаб
катастрофы. То и дело натыкаюсь на мёртвые тела. Их много, очень
много. И каждая такая встреча как ножом в сердце.
Ни один офицер не в силах равнодушно
смотреть на гибель своих подчинённых. Тем более русский офицер.
Вижу задумчиво сидящего на корточках
Гиляровского, к его губе словно приклеилась папироска. Он монотонно
чиркает кресалом зажигалки, но огня как не было, так нет.
- Владимир Алексеевич, как вы?
Дядя Гиляй вскидывает голову.
- Ещё не могу точно сказать, Николай
Михалыч. Кажется, жив. И вроде бы цел…
- Для вас тут слишком опасно. Давайте я
распоряжусь, чтобы вас отправили в штаб!
Его глаза недовольно сверкают.
- Простите, господин ротмистр, но – нет!
Я остаюсь с вами и до конца!
- Уверены?
- Разве я давал повод усомниться в моих
словах.
Ответить мне не даёт всё тот же
Скоробут.
- Что тебе, Кузьма?
- Тут это… - Он подозрительно
мнётся.
- Ну?! Говори!
- За вами пришли…Собираются
арестовать.
- Ну, веди, поглядим, кто
собирается.
Скоробут ведет меня извилистым
окопом.
- Николай Михалыч, погодите! Я с вами. –
Нас нагоняет Гиляровский, быстро докуривая на ходу свою папироску и
отбрасывая в сторону щелчком окурок.
- Не имею возможности возражать,
драгоценнейший Владимир Алексеевич. Думаете, поможет?
- Завидую вашему самообладанию, господин
ротмистр. Вас собираются брать под арест, а вы иронизируете.