Эта мысль успокоила его. Нет, не все потеряно, не все. Его Бог
не оставил его в куда более тяжелые времена, не оставит и теперь.
Аминь.

В семь часов вечера тринадцатого мая двести второго года от
Сопряжения на тверском вокзале остановился поезд, следующий из
Москвы в Санкт-Петербург. Тормоза в последний раз прошипели,
кондукторы почтительно откинули лесенки, и в тот же миг из вагона
третьего класса на платформу элегантно соскочил рослый темноволосый
молодой человек, давно дожидавшийся в тамбуре.
Он барским жестом бросил в урну газету, которую прочел целиком,
пока томился в тесноте вагона третьего класса. Прочел о визите
делегации Североамериканских Соединенных Штатов с благодарственным
адресом для Его Величества по случаю стапятидесятилетия со дня,
когда тот милостиво разрешил сохранение в Штатах Конгресса и
выборов. Прочел о грандиозном бале во дворце великого князя Бориса
Сергеевича по случаю рождения сына, прапраправнука Его величества.
Великий князь так обрадовался, что лично осветил вечерние гуляния
искусственно вызванными молниями, не сопровождавшимися дождем.
Прочел и забавный фельетон, высмеивавший воззрения нигилистов. Все
это, однако, не занимало его, он ехал, отмахивался от табачного
дыма и предвкушал.
Одет молодой человек был с иголочки: щегольский клетчатый
сюртук, светлые узкие панталоны, даже белые перчатки. В руках
держал букет белых камелий – также недешевый. И вместе с тем, он
только что провел два часа в насквозь прокуренном вагоне третьего
класса, соседствуя там с мастеровыми, торгующими крестьянами и
неудачливыми коммивояжерами, из чего проницательный читатель может
заключить, что денежные обстоятельства его были не совсем хороши.
Мы же со своей стороны прибавим к этому, что они были хуже
некуда.
Молодой человек, а звали его Германом Сергеевичем Брагинским,
был студентом Московского университета, проучился три года на
юридическом факультете, и нынче лишился от родителя содержания и,
перебиваясь случайными заработками переводами и частными уроками,
ожидал места секретаря у какого-нибудь преуспевающего адвоката,
чтобы как-нибудь скопить денег и закончить курс. Вот только
преуспевающие московские адвокаты как назло были обеспечены
секретарями в полной мере, а на более прозаическую должность
письмоводителя где-нибудь в Департаменте почт или в Казенной палате
молодой человек был не согласен из честолюбия, на которое, впрочем,
имел некоторое право.