Она пугала их уколами, чуланом и милицией, но ничего не
помогало, пока в обед меня не навестила девушка-милиционер по имени
Снежана. В коридоре сразу стало пусто. Увидев эту огромную женщину,
дети попрятались в палатах – они ж все в основном головой
ушибленные, им покой нужен.
Высокая, плечистая, лицо такое, словно его высекали из камня, но
не доделали. То есть милиционера в Снежане было процентов
восемьдесят, и только двадцать — девушки. Десять справа, десять
слева. Размер, наверное, пятый.
Коллеги отца мое дело вести не могли, тут должен работать
специалист по малолеткам. Женщина меня опросила, осмотрела шишку на
голове, которая уже изрядно стухла. Снующие по коридору дети
присмирели, увидев человека в форме. Я подумал-подумал и назвал
имена. Пусть отморозки грохочут далеко и надолго.
А вот после трех я услышал многоголосое:
— Пашка! Мартынов Пашка! Покажись!
Голоса доносились с улицы, но – как будто из туалета, где было
распахнуто окно.
Я юркнул в туалет, напоминающий тюремный, с белой советской
плиткой и дырками в полу вместо унитазов, и выглянул из окна, под
которым стояли Илюха, Димоны и Наташка с Борей. Сазу после школы
ребята решили меня навестить, приятно, черт возьми! Братец, надо
полагать, прогуливал — он учился во вторую смену.
— Привет, парни! И сестра, тебе особый привет.
Наташка, хоть была в штанах, присела в реверансе. Интересно,
стала бы она навещать в больнице того Павлика, каким он был раньше?
Разве что из-под палки. Нас не учили быть дружными, скорее
наоборот, мы конкурировали друг с другом, чтобы урвать хоть
молекулу родительского тепла.
— Спасибо, что пришли, — крикнул я.
— Ты как вообще? – прогудел Чабанов.
— В общем нормально. Голова уже не болит, только слабость
слегка. Можно домой, но одного не отпускают.
Минаев показал «класс», все повторили его жест.
— Так это…— Чабанов пальцами изобразил бегущего человечка.
А я пожал плечами. Может, и правда прямо сейчас и сбежать? Что с
подростка взять, он по умолчанию наскипидаренный, и любой косяк
списывается на переходный возраст. Тем более в девяностые, когда
всем на все плевать. В самом деле, чего пролежни належивать, когда
я в норме?
Я сгонял на пост, выпросил тетрадный лист с карандашом, написал:
«Наташа, постучись и попроси передать мне домашнее задание. Вместе
и смоемся». Сложил лист самолетиком и запулил его из окна туалета.
Писающий мальчик лет десяти наблюдал за мной, разинув рот.