— Чтоб у нас так капуста росла, как она капустница, — сплюнул
правый. — С кулак величиной — ничего себе бабочки! Да когда их тыщ
пятнадцать на дереве!
Я пригляделся получше — таки да, яблоня была белой вовсе не от
цветов. Видать, кто-то из малолеток вернулся из детского сада с
рассказами о прекрасных бабочках и настроил остальных — вот и
получилась направленная мечта, которую по какой-то причине уловил и
отделил от других Фастовский артефакт. Ничего, наведенные живые
существа хотя и реальные, но одноразовые. Сожгут этот выводок —
следующего не будет.
— Интересно, — сказал я с видом Николая Дроздова, — что о
происходящем думают сами бабочки? Вдруг у них существует развитая
цивилизация, о которой мы не знаем, и сейчас они живут себе
спокойно, даже не подозревая, что с секунды на секунду для них
наступит огненный апокалипсис. Не посещала ли вас эта интересная
мысль, служивые?
— А как же, — сказал начитанный и кивнул конкретному, который
уже забрался в кабину. — Поджигай.
Из брандспойта по дереву ударила струя рычащего желтого пламени.
Белые лепестки, которые не были лепестками, мгновенно вспыхивали,
взлетали в воздух и медленно осыпались на землю пылинками
невесомого пепла. Огнемет ревел как хорошо отлаженная машина,
дерево влажно потрескивало, экраны исправно отражали температуру, и
в пяти метрах стоять было, в общем, довольно комфортно. Через пару
минут все было кончено. Сколько-то капустниц, конечно, улетело, но
это не проблема — с такими размерами им долго не прожить, птицы
склюют. Все-таки природа упорно поддерживает установившийся
тысячелетиями баланс, сколько бы инопланетных артефактов над ней ни
ставили свои странные эксперименты.
Я кивнул смолящим самокрутки пожарным и пошел себе по течению
реки дальше. Речка Хохлатка, в этой части течения выглядела очень
даже ничего себе — широкая и медленная, с заросшими рогозом
берегами и нескончаемыми влажными лугами. Правда, такой она стала
совсем недавно, лет семь назад, когда кто-то вдруг яростно
захотел очистить реку, да еще и других подговорил сделать
то же. Поэтому от истока до промзоны, то есть абразивного завода и
мясокомбината, Хохлатка была, так сказать, естественно чистой;
потом, забрав у заводов всякое ненужное, приобретала нездоровый
коричневатый цвет, а потом текла сквозь поселок уже снова
девственно прозрачной, как слеза семиклассницы. Если, конечно,
таковые семиклассницы еще есть. Я не видел.